Майкл Муркок - История Рунного посоха [4 книги: Голова с камнем; Амулет Безумного Бога; Меч Рассвета; Рунный посох]

Со временем у нее развилась привычка уничтожать мужей и любовников, когда те переставали устраивать ее. Но инстинкт, а не доводы разума удерживал ее от убийства самых могущественных. Это не означало неспособности к любви – любить она умела страстно, полностью отдаваясь предмету своих чувств, просто не могла долго выдерживать накал страстей. Ненависть была ей неведома, как и верность. Существо по большей части безразличное, она напоминала кому-то кошку, кому-то паучиху, пусть и нисколько не походила на последнюю внешне, отличаясь грацией и красотой. Находилось немало тех, кто ненавидел ее, замышлял месть либо за украденного мужа, либо за отравленного брата, и месть осуществилась бы, не будь она графиней Кэнберийской и кузиной короля-императора Хуона, бессмертного монарха, навеки заключенного в похожую на утробу Тронную Сферу, которая находилась в громадном тронном зале дворца.

Флана привлекала к себе внимание и иного рода, поскольку была единственной уцелевшей кровной родственницей монарха, и некоторые при дворе принимали во внимание тот факт, что в случае гибели Хуона она может сделаться королевой-императрицей и послужить их интересам.

Не подозревая о плетущихся вокруг нее интригах, Флана Кэнберийская нисколько не взволновалась бы, услышь она о них, поскольку ее вовсе не интересовали дела других живых существ она стремилась лишь к удовлетворению собственных темных желаний, чтобы развеять странную сосущую тоску в душе, названия которой она не знала. Многие интересовались ею, искали ее расположения с единственной целью – снять с нее маску и увидеть лицо. Однако это белое красивое лицо с легким румянцем на щеках, с большими золотистыми глазами, смотревшими отстраненно и загадочно, скрывало гораздо больше, чем может скрыть любая золотая маска.

Музыка умолкла, публика зашевелилась, заиграли все оттенки цветов, когда заколыхались ткани и маски принялись разворачиваться и кивать. Изящные маски дам окружали боевые шлемы недавно вернувшихся с войны капитанов великих армий Гранбретани.

Графиня встала, но не двинулась в их сторону. Она смутно узнавала некоторые из этих шлемов, в особенности шлем-маску Мелиадуса из ордена Волка, который состоял с ней в браке пятью годами раньше, но успел вовремя развестись (она едва заметила это). Еще был Шенегар Тротт, возлежавший на горе подушек, ему прислуживали обнаженные рабыни, а его серебряная маска являла собой пародию на человеческое лицо. Кроме того она заметила маску герцога Лакасдехского, Пра Фленна: перед этим восемнадцатилетним юнцом в маске-шлеме ухмыляющегося дракона пали десять великих городов.

Были и другие, казавшиеся ей знакомыми, и она сознавала, что все они влиятельные военачальники, вернувшиеся праздновать победу, делить между собой завоеванные земли и принимать поздравления от императора. Все они много смеялись, гордо расправляли плечи, когда дамы принимались им льстить, – все, кроме ее бывшего мужа Мелиадуса, который кажется, избегал женского общества, вместо этого беседуя со своим зятем Тарагормом, мастером Дворца Времени, и бароном Каланом Витальским в змеиной маске, Великим коннетаблем ордена Змеи и старшим ученым короля-императора. Флана нахмурилась под своей маской, смутно припомнив, что обычно Мелиадус избегал Тарагорма…

– Как же ты поживал всё это время, брат Тарагорм? – спрашивал Мелиадус с наигранной сердечностью.

Муж его сестры ответил коротко:

– Хорошо.

Он недоумевал, с чего вдруг Мелиадус подошел к нему, когда всем известно, что тот жутко ревнует и недолюбливает Тарагорма, сумевшего завоевать сердце его сестры. Огромная маска мастера времени надменно кивнула. Она представляла собой чудовищные позолоченные часы, инкрустированные эмалью, украшенные бесчисленными чешуйками перламутра, со стрелками из филигранного серебра и с гигантским маятником, который выходил из корпуса часов, свешиваясь на широкую грудь Тарагорма. Корпус был сделан из какого-то прозрачного материала, похожего на синеватое стекло, и сквозь него виднелся золотой маятник, который ходил из стороны в сторону. К самим часам прилагался сложный механизм, подстраивавшийся под любое движение Тарагорма. Часы отбивали час, полчаса и четверти, а в полдень и в полночь исполняли первые восемь тактов «Антипатии к миру» Шеневена.

– А как, – продолжал вопрошать Мелиадус в той же не свойственной ему заискивающей манере, – поживают дворцовые часы? Всё тики тикают, а таки такают?

Тарагорму понадобилось несколько мгновений, чтобы понять: его шурин на самом деле пытается пошутить. Он ничего не ответил.

Мелиадус кашлянул, прочищая горло.

Калан в змеиной маске произнес:

– Я слышал, ты экспериментируешь с некой машиной, способной путешествовать через время, лорд Тарагорм. Так случилось, что я и сам провожу опыты… с одной машиной…

– Я хотел расспросить тебя о твоих экспериментах, брат, – сказал Мелиадус Тарагорму. – Далеко ли ты продвинулся?

– Достаточно далеко, брат.

– Ты уже путешествовал через время?

– Не лично я.

– А моя машина, – неумолимо продолжал барон Калан, – способна перемещать корабли на огромные расстояния и на невероятной скорости. Мы ведь сможем вторгнуться на любую территорию, на каком бы расстоянии от нас она ни находилась…

– Когда же наступит момент, – спрашивал Мелиадус, придвигаясь ближе к Тарагорму, – чтобы человек смог отправиться в прошлое или будущее?

Барон Калан пожал плечами и отвернулся.

– Мне пора возвращаться к своим занятиям, – объявил он. – Король-император поручил мне как можно скорее закончить работу. Хорошего дня, господа.

– Хорошего дня, – рассеянно отозвался Мелиадус. – Послушай, брат, ты непременно должен рассказать мне о своей работе. Может, даже продемонстрируешь мне, каких успехов ты добился?

– Я должен? – насмешливо переспросил Тарагорм. – Моя работа засекречена, брат. Я не могу взять тебя во Дворец Времени без личного дозволения самого короля Хуона. Сначала получи разрешение.

– Разве мне обязательно получать разрешение?

– Никто не велик настолько, чтобы действовать без одобрения нашего короля-императора.

– Но дело исключительной важности, брат, – сказал Мелиадус едва ли не с отчаянием, едва ли не умоляя. – От нас сбежали наши враги, возможно, отправились в другую эпоху жизни Земли. Они угрожают безопасности Гранбретани!

– Ты говоришь о кучке бунтовщиков, которых не сумел победить в битве за Камарг?

– Они почти уже были завоеваны, лишь наука или же магия спасли их от нашего возмездия. Никто не упрекает меня за неудачу…

– А ты? Ты тоже себя не упрекаешь?