Майкл Муркок - История Рунного посоха [4 книги: Голова с камнем; Амулет Безумного Бога; Меч Рассвета; Рунный посох]

– И гранбретанцы никак не обеспечили полного повиновения с вашей стороны? – поинтересовался Хоукмун. – Это странно.

– Сказать по правде, – произнес Тоцер, опуская глаза, – мне кажется, они вообще не поверили в мои возможности. Думаю, они просто хотели проверить, смогу ли я. И когда я согласился и ушел в тот же миг, они, наверное, обалдели.

– Лордам Темной Империи не свойственна подобная непредусмотрительность, – задумчиво проговорил Д’Аверк, морща орлиный нос. – И все же, если вы не завоевали нашего доверия, с чего бы вам завоевать их? Как бы то ни было, я не уверен до конца, что вы говорите правду.

– Вы рассказали им о том старике? – спросил Боженталь. – Значит, они смогут и сами овладеть его секретами!

– Не совсем так, – усмехнулся Тоцер. – Я сказал им, что обрел силу самостоятельно, за месяцы одиноких скитаний.

– Неудивительно, что вас не восприняли всерьез! – улыбнулся Д’Аверк.

Тоцер поглядел оскорбленно и выпил еще вина.

– Мне трудно поверить, что вы проникли сюда одним лишь усилием воли, – признался Боженталь. – Вы уверены, что не прибегали к иным средствам?

– Ни к одному.

– Мне совсем это не нравится, – мрачно сообщил Хоукмун. – Даже если он говорит правду, лорды Гранбретани заинтересуются, откуда у него такие способности, они выяснят, где он побывал, наверняка отыщут того старика, и тогда у них будет способ прийти сюда с войском, и мы будем обречены!

– Воистину тяжелые времена, – проговорил Тоцер, снова наполняя кубок. – Напоминает «Короля Сталина», акт четвертый, сцена вторая. «Суровы дни, суровы люди, и гарь войны разносится по миру!» Ого! У меня было озарение, а я и не понял!

Теперь он окончательно захмелел.

Хоукмун недобро глядел на пьяницу с безвольным подбородком, все еще не в силах поверить, что перед ним великий драматург Тоцер.

– Вижу, вы недоумеваете, почему я в таком плачевном положении, – выговорил Тоцер заплетающимся языком. – Всего лишь эффект от пары строк из «Чершилы и Адульфа», как я уже говорил. О, злобная судьба! Всего пара строк, написанных от души, и вот где я теперь – мне угрожает петля. Вы ведь, без сомнения, помните ту сцену и те строки? «Двор и король, погрязшие в разврате»? Акт первый, сцена первая? Сжальтесь надо мной, господа, не вешайте меня. Великий артист уничтожен собственным могучим гением.

– А тот старик, – заговорил Боженталь. – Как он выглядел? И где именно он жил?

– Тот старик… – Тоцер с усилием глотнул еще вина. – Старик напомнил мне моего Иони из «Комедии стали». Акт второй, сцена шестая…

– Какой он был? – нетерпеливо спросил Хоукмун.

– «Машиной пожранный, свои года он отдал механизму и не заметил, как состарился, служа моторам». Он жил только ради своей науки, видите ли. Он делал кольца… – Тоцер зажал рот рукой.

– Кольца? Что за кольца? – быстро спросил Д’Аверк.

– Боюсь, вам придется меня извинить, – проговорил Тоцер, поднимаясь с деланым достоинством, – однако вино оказалось слишком терпким для моего пустого желудка. Сожалею, но с вашего позволения…

Лицо Тоцера и впрямь позеленело.

– Хорошо, – устало отозвался Боженталь. – Я вас провожу.

– Прежде чем он уйдет, – раздался от двери новый голос, – спросите его о кольце, которое надето у него на среднем пальце левой руки. – Голос звучал немного глуховато и саркастично. Хоукмун сразу его узнал и обернулся.

Тоцер разинул рот, прикрыв кольцо ладонью.

– Что вы об этом знаете? – спросил он. – Кто вы такой?

– Герцог Дориан, присутствующий здесь, – проговорил новый гость, указывая на Хоукмуна, – зовет меня Воином из гагата-и-золота.

Выше любого из присутствующих, полностью скрытый черным с золотом доспехом и шлемом, таинственный воин поднял руку и нацелил закованный в металл палец на Тоцера.

– Отдай это кольцо ему.

– Это простая стекляшка, ничего больше. Оно ничего не стоит…

Д’Аверк сказал:

– Вы упоминали кольца. Так, значит, на самом деле вас перенесло сюда кольцо?

Тоцер все еще колебался, его лицо стало глупым от вина и испуга.

– Говорю же, это простая стекляшка, не имеющая ценности…

– Именем Рунного посоха, повелеваю тебе! – пророкотал воин жутким голосом.

Элвереца Тоцер нервно стянул кольцо с пальца и швырнул его на плитки пола. Д’Аверк наклонился и поднял кольцо, внимательно рассмотрел.

– Это кристалл, – сказал он, – а не стекло. И очень знакомый кристалл…

– Оно вырезано из того же материала, что и прибор, который доставил вас сюда, – пояснил им Воин из гагата-и-золота. Он показал им руку в латной перчатке, и у него на среднем пальце оказалось такое же точно кольцо. – И оно обладает теми же свойствами – способно перемещать человека в иные измерения.

– Так я и думал, – сказал Хоукмун. – Тебя привели сюда вовсе не умственные способности, а кусок кристалла. Вот теперь я точно тебя вздерну! Откуда ты взял кольцо?

– У того человека… у Майгана из Лландара. Клянусь, это правда. У него есть еще кольца, он может сделать новые! – закричал Тоцер. – Умоляю, не вешайте меня. Я расскажу вам, где найти того старика.

– Нам необходимо это выяснить, – задумчиво произнес Боженталь, – потому что мы должны отыскать его раньше, чем это сделают лорды Гранбретани. Мы должны заполучить его со всеми его тайнами – ради нашей безопасности.

– Что? Нам придется отправиться в Гранбретань? – с легким изумлением спросил Д’Аверк.

– Похоже, это необходимо, – ответил ему Хоукмун.

Флана Микошевар, графиня Кэнберийская, слушая концерт, поправила маску из золотых нитей и рассеянно поглядела по сторонам – остальной зал представлялся ей всего лишь массой разноцветных пятен. Оркестр, выстроившийся в центре, исполнял неистовую замысловатую мелодию, одно из финальных творений последнего великого композитора Гранбретани, Лондена Джона, умершего двумя столетиями раньше.

Маска графини изображала голову пестрой цапли с глазами-многогранниками, фрагменты которых были собраны из редких драгоценных камней. Тяжелое платье из переливчатой парчи меняло оттенки при малейшей смене освещения.

Графиня была вдовой Асровака Микошевара, погибшего от клинка Дориана Хоукмуна в первую битву за Камарг. Флана Кэнберийская не носила траур по московитскому перебежчику, сформировавшему Легион Стервятника для вторжения вглубь Европы под девизом «Жизни – смерть!», и не держала зла на его убийцу. В конце концов, Микошевар приходился ей двенадцатым мужем, и этот кровожадный безумец достаточно долго тешил ее, прежде чем отправиться на войну в Камарг. С того времени она сменила нескольких любовников, и ее воспоминания об Асроваке Микошеваре сделались такими же призрачными, как и воспоминания обо всех прочих мужчинах, потому что Флана обладала нездоровым разумом и с трудом отличала одного человека от другого.