Максим Виноградов - Реинкарнация Тьмы

Вроде бы дело завершено, преступник задержан. Но насколько же оно шито белыми нитками! Слишком много несостыковок или, наоборот, совпадений.

Ночная отлучка Яна, задержка Марио, заклинание Анжелы, которое притянуло бы любую пулю, даже лети она в молоко. Потом этот проклятый Билл, который, судя по виду, пулевик первый раз в жизни держал. А ведь не далее, чем вчера, Григорий рассказывал, что с помощью некоего зелья можно человеку внушить что угодно...

И как результат — Ян станет мэром Фрайберга?! Причем, имея репутацию героя и абсолютно лояльного по отношению к себе шефа полиции.

Я смотрел на счастливые лица своих друзей. Марио рассказывал очередную свою историю, Хельга, смеясь, оперлась на его плечо. Ян с улыбкой переворачивает вертел с мясом. Анжела наблюдает за ним с бокалом вина в руках. Григорий стоит ко мне спиной, чем он занят — я не вижу. А за спиной Яна силуэты двух его дам — Эльвиры и Сюзанны.

А так ли уж важно мне докопаться до истины? Ведь все закончилось хорошо. Почти для всех. Может, лучше так и жить, в счастливом неведении? Доверяя своим друзьям и не пытаясь распутать то, что не мной запутано?

— Эй, Глеб! — Григорий развернулся и махнул мне рукой, — Хватит спать! Давай, дуй сюда, повеселимся!

Остальные дружно присоединились к этому призыву.

Я встал, тряхнул сонной головой, и вышел на свежий воздух. В моих руках тут же оказался бокал с вином, запах жареного мяса дразнил обоняние.

— Ян, а нет ли у тебя чего покрепче? — спросил я, катая вино по стенкам бокала, — Надоел этот сок.

— О! Да ты растешь, Босс, — Григорий движением фокусника выудил из под полы объемную непрозрачную бутыль.

— Настоечка, шестидесятиградусная! — похвалился он, — Берег для особого случая!

— Давай, наливай! — Ян со смехом протянул руку со стаканом.

— А ты выдюжишь? — ухмыльнулся я.

— Ха! Я бросал пить, когда ты еще начать не успел!

— Это значит, я тебя уже перегнал!

— Давай, Григорий, — Ян поднял стакан, произнося тост, — Покажем молодежи, что мы, пенсионеры, способны на многое!

Канцлер Рино ест, с демонстративным аппетитом поглощает сыр, колбасы. Открывает вино, наливает полбокала и не торопясь дегустирует. Закусывает фруктами: виноградом и долькой мандарина.

Какое-то время я с жадностью наблюдаю за этим процессом, потом отворачиваюсь, закинув голову назад и вперив взгляд в грязный потолок.

Признаюсь, в тюрьме меня не морили голодом, но и хвастаться потреблением разносолов я бы не стал. Основное мое меню — однообразные каши и, лишь изредка — жидкий картофельный суп.

— Глеб! — канцлер подает голос, едва проглотив содержимое тарелки, — После этой истории во Фрайберге, у тебя внутри ничего не дрогнуло? Неужели не появилось ощущение, что твоя команда — она уже не твоя? Авторитет подорван, подчиненные плетут интриги за твоей спиной. Ты не контролируешь ситуацию, ты стал заложником своей должности.

— Чушь! — уверенно говорю я, выпрямляясь.

— Ну как же! Из твоего рассказа можно сделать вывод, что все события, произошедшие во Фрайберге, ловко подстроены Яном Крюгером, бывшим участником вундертим, а ныне — мэром этого самого Фрайберга. Погибли люди, Глеб! Два человека мертвы, один неправомерно осужден, сколько еще пострадало в результате беспорядков — мы пока умолчим. Или я в чем-то не прав?

Рино опять налегает на еду, давая мне время ответить.

— Из моего рассказа не следует ничего, что мне стоило бы скрывать. Правосудие восторжествовало, суд вынес свой приговор, дело закрыто. И я не собираюсь вмешиваться в работу правоохранительных органов. Если за моей спиной и осуществлялся какой-то хитроумный план, то он был сплетен таким образом, что я оставался в счастливом неведении относительно его существования. Именно поэтому я могу честно, не кривя душой, рассказать о всех тех событиях, ничего не скрывая и не приукрашивая.

Я перевожу дух, облизывая языком пересохшие губы.

— Что касается того, как интерпретировать мой рассказ — тут все на ваше усмотрение. Я же предпочитаю придерживаться официальной версии происшедшего, отображенной в протоколах. Преступник — Билл Верник, и точка.

— Удобно, ничего не скажешь! — канцлер криво ухмыляется, — А совесть не мучает? Спать не мешает?

Я внимательно прислушиваюсь к своей совести и с удовлетворением понимаю — все в порядке. Она не выказывает никаких признаков недовольства.

Канцлер допивает вино, испытующе глядя на меня.

— Хотя, о чем это я? Ты ведь достойный ученик великого Ханса. Совесть — это не про вас. Но Ханс хотя бы пытался держаться в рамках, ты же развернулся по полной, не сдерживая ни себя, ни своих друзей.

Я молчу. Дешевая провокация, попытка разбудить мой гнев, вызвать яростную вспышку. Я все это проходил, я знаю. И ты знаешь, что я знаю. И я знаю, что ты знаешь, что я знаю... В эту игру можно играть очень долго.

Рино вновь наполняет бокал, и, держа его в одной руке, другой неспешно перебирает листы докладов.

— Ладно, Фрайберг — это так, пустяки. История для затравочки, — он переворачивает несколько страниц и пригубляет вино, — Мне просто хотелось попробовать понять твои мотивы, цели команды и ее лидера. Теперь я не уверен — кто, собственно, является лидером?

Канцлер листает дальше, бормоча себе под нос невнятные замечания.

— Так... тут все ясно... это не существенно... это подождет... — на очередном докладе он резко поднимает на меня свой жесткий взор, — Ну вот то, что вы учудили в Берлине! Это, извини конечно, за гранью добра и зла... Даже обсуждать не хочу!

Я отворачиваюсь, тоже не хочу вспоминать те события. Слишком все запутано, слишком много незначительных нюансов, которые никому не известны. Слишком ужасное решение пришлось принимать, такое, что лучше забыть, как страшный сон. Но избавиться от воспоминаний мне не суждено — каждый раз, глядя в зеркало, вижу седину, появившуюся после того раза.

— Давай обсудим события в Белостоке, конфликт с Ниппонией и, как итог — отделение от Республики пресловутого Карафуто, — Рино обрывает мои невеселые мысли.

Я устало вздыхаю, внутренний хронометр говорит мне, что сейчас время ужина. Но пока любопытство канцлера не удовлетворено, рассчитывать на еду мне не приходится.

— Канцлер, вы же читали мои рапорты, я писал их тогда штук десять, — добавляю в голос немного просительности, — Там очень подробно все изложено, не вижу смысла повторяться.

— Рапорты — это одно! История, эмоции, впечатления — совсем другое, — резонно замечает Рино, — Уж позволь мне судить, в чем есть смысл, а в чем нет.

Смотрю на него с негодованием.

— Дайте хоть горло промочить! Я тут уже почти три часа болтаю без передыха!