Николай Грошев - Новый король [СИ]

Илад отвернулся от трона, капюшон накинул обратно на голову.

— Хорошо. Мы вернём его, и ты сделаешь то, что нужно, станешь частью того, что вернёт нас.

Нортумес не отреагировал никак. Он словно не заметил этих слов, он словно знал, что этим словам не стоит верить, что его попытаются обмануть.

Вспышка алого пламени и Илад исчез — во тьме вновь остаются лишь троны Королей.

Она проскользнула сюда почти тайком. Словно тень мелькнула у приоткрытых створок высоких ворот и юркнула сразу в тень, туда, куда не доставал свет, падавший с улицы и свет от множества свечей, в обилии установленных на тяжёлых округлых люстрах и в выступах стен, а так же на витых столбиках, отбрасывающих золотистые блики. Она замерла за последним рядом неудобных деревянных скамеек и долго стояла там, глядя на алтарь, установленный на другой стороне помещения у самой стены. Она смотрела и на высокое распятие, прикреплённое к стене, и на людей, что смиренно склонив головы, сидели на скамейках. Людей, было очень и очень мало, она не смогла насчитать более двух десятков. И, кажется, именно это обстоятельство задержало её там, в тени, у самой двери храма. Казалось, она шокирована тем, сколь мало здесь людей.

Девушка, в мятом платье, с растрёпанными чёрными волосами, вскоре, набралась смелости и двинулась вперёд, по широкому проходу, между рядами скамеек. Она двигалась медленно, но с каждым мгновением, всё увереннее шагала она. Вскоре, девушка села на самую первую скамейку и неумело сложив ладони в молитвенном жесте, замерла там. Но девушка не закрыла глаз, не двигались её губы. Она смотрела на распятие и на лице её сменялась целая буря эмоций. Там видна боль и обида, иногда, вспыхивает жгучий гнев и его сменяет тут же, страх. Девушка казалась очень уж странной. Наверное, именно поэтому пастор и подошёл к ней — что-то в его душе звякнуло, он ощутил жалость к несчастной, чья судьба, чья жизнь, были столь не просты, что смогли вызвать столь сокрушительную для любого человека бурю эмоций. Пастор не сомневался — девушка сломлена, её душа мечется в темноте этой жизни, той самой темноте, что столь часто выступает предвестником безумия.

Утративший Бога в своей душе, иначе закончить и не мог — пастор жаждал помочь, он хотел облегчить душевную боль несчастной молодой девушки, хотя пока и не знал, как это сделать. Но пути господни неисповедимы — молитва же и искренняя исповедь, способны творить чудеса, а им, после всех последних скандалов с высшими иерархами церкви, уличёнными в педофелии, чудо сейчас бы было весьма кстати. Увы — скверна ереси и развращенья, идущая из Ада, дорогу найти может, даже в такой оплот Веры и Знания, как Церковь Господня. Зло не дремлет…

— Что тревожит тебя дитя моё? — Проговорил он, сев рядом на скамейку.

— Что? — Девушка встрепенулась, словно заметила его только сейчас и повернула к нему голову.

— Прости дитя, я подумал, что, возможно, мог бы чем-то помочь.

Пастор смутился — не потому что она только что его заметила, и вполне вероятно, он прервал её молитву, обращённую к Богу. Не потому, что был стеснительным — специфика его деятельности, стеснительность уничтожала на корню, если таковая и оставалась. Постоянное взаимодействие с людьми, лишает человека подобных комплексов, его смутило совсем другое. Девушка смотрела сейчас на него и её взгляд, пастор ощутил как по спине стекла струйка холодного пота. С ней было что-то не так. Эта девушка, издалека, казалась совсем другой. Теперь, заглянув в её глаза, он словно, словно посмотрел в свежевыкопанную могилу. Пастор не удержался и вздрогнул вновь.

Девушка вдруг улыбнулась, её взгляд заметно потеплел, но всё же, всё же — кожа на загривке стянулась, холодок пробежал по хребту, пастор ощутил острый позыв припустить со всех ног.

— Да, знаешь, святой отец, ты мог бы мне помочь.

— Я готов дитя моё. — Проговорил он, не заметив, как дрогнул его голос.

— Для начала прекрати называть меня дитя — это не так.

— Каждый в моей пастве, словно дитя для меня и…

— И заткнись. — Проговорила она. Её глаза сверкнули такой дикой злобой, что пастор вмиг побелел. — Видишь ли, священник, меня долго не было здесь. Всё стало другим.

— Мир меняется… — Пискнул пастор, собираясь с силами. Получилось удивительно легко, так что он резко встал, чуть склонив спину, кивнул ей и добавил. — У меня срочное дело. Я скоро верну…

Девушка протянула тонкую свою руку, её пальцы сжались на его локте и резкий рывок отправил его обратно на скамейку. Да так, что по залу пронёсся грохот и жалобный треск дерева, а пастор издал тихий стон — он ощущал себя так, словно его только что сбила машина.

— Сиди тут святой отец. Я пока не решила. — Произнесла она. — Видишь ли, прежде, я, не задумываясь, поступила бы правильно. Но теперь, святой отец, я пока не определилась, как именно ты мне поможешь. Возможно, словом. Возможно, я поступлю правильно. Всё в твоих руках.

— Всё в руках Господа нашего… — Прохрипел он на автопилоте, но вовремя спохватился и замолчал. Девушка злобно улыбнулась и тихонько хихикнула.

— Господу, плевать на нас всех. — Она отвернулась, глядя на огромное распятие. В её глазах что-то изменилось, по лицу прошла тень сомнения. — Впрочем, я уже не так в этом уверена. Возможно, это не так. Видишь ли, святой отец, мне довелось побывать в Аду. Но потом я вернулась. И я не понимаю почему. Мог ли Господь вернуть меня?

— Господь может всё. — Пастор кое-как сел и прижал руку к груди — она онемела. Там, где пальцы сжали локоть, он не чувствовал ничего. Попытался пошевелить пальцами — едва двигаются.

— Да. — Она согласно кивнула, не отводя взгляда от распятия. — Он может всё. Не сомневаюсь. И он крайне жесток, порой, я даже думаю, что он безумен, я вернулась сюда, в мир живых. Но всё изменилось. Всё пропитано магией. — Она резко повернула голову, глянув ему прямо в глаза. — Ты знаешь, почему мир теперь полон магией? Почему все улицы ею пропитаны?

— Я не понимаю, о чём ты говоришь. — Отозвался пастор, временно забыв про руку — изо рта девушки, показались клыки. На мгновение, с тихим скрежетом, но всё же он был уверен — он видел клыки. Теперь пастор отчаянно боролся с собственным мочевым пузырём.

— Магия святой отец — я говорю о ней. Только тут, только в этом храме, магии нет…

Она перестала говорить, осеклась посреди фразы. Потом протянула руку и резко вывернула его запястье. Пастор вскрикнул от боли, а несколько прихожан и так недавно напуганных треском скамьи, поспешно перебирая ногами, покинули церковь. Девушка уставилась на часы, надетые на правую руку пастора. Она удивлённо приподняла бровь. Потом подцепила часы пальцем и резким движением разорвала ремешок. Часы оказались у неё в руках. Пастор застонал от боли — чувствительность к руке возвращалась, и теперь локоть горел, словно в огне.