Тайга Ри - Последняя из рода Блау [= Перерождение] [litres]

– Сомнений в том, что вы Блау, нет. Я сомневаюсь в том, что вы… – Голос Акселя дрогнул. – Что вы Вайю. Моя сестра.

Это вообще напоминает какой-то псаков бред! Если я Блау, но не Вайю, то кто? У дяди помимо внебрачного сына Данда есть еще и дочь? Или внебрачные дети были у отца? Кто я тогда такая, по его мнению?

Наверное, мое лицо выражало полное ошеломление, потому что брат соизволил объясниться.

– Я просто хочу знать, где Вайю?

– А есть варианты, что можно меня куда-то деть? – Я развернулась к дяде, желая получить ответ.

– Есть. – Дядя помедлил, сменил положение ног и соизволил продолжить: – Есть родовой ритуал призыва. Из-за Грани. Когда место занимает один из предков рода.

Нонсенс! Чего только у нас в роду нет! Понятно, почему Квинты готовы на все, лишь бы добраться до родовых хранилищ и библиотеки.

– То есть я правильно понимаю, что мы можем призвать кого-то умного, чтобы заменить кого-то… тупого? – Я указала пальцем на Акселя.

– Можем, – кивнул дядя, – но обязательным условием является наличие полного круга из десяти как минимум представителей рода.

А нас всего раз-два и обчелся. И десять. Ровно десять отдали свое посмертие, так мне тогда сказала пра…

– И что? – Я откинулась на спинку кресла. – Кто-то из вас двоих проводил ритуал призыва с девятью другими отсутствующими членами нашего рода? Нет?

Тогда какого демона… Я решительно не понимала, зачем дядя затеял этот циркус, разрешив Аксу этот тупой допрос. Ведь он же понимает… Или не понимает! Или дядя сам до сих пор сомневается. Сомневается во мне, сомневается, что я и есть Вайю!

– Дядя, ты же сам вызывал Пинки. – Мой голос непроизвольно дрогнул.

– Пинки ничего не может доказать, кроме того, что запах силы изменился, – вместо дяди мне ответил Аксель.

Изменился? Еще бы он не изменился! Что за тупая у меня семья! Я не Вайю? Я не Вайю Блау? Сейчас я покажу им настоящую Вайю, которую они так хотят лицезреть. Капризную, истеричную, именно такую, которую они так жаждут!

Я подлетела к дальнему стеллажу в углу кабинета, чтобы добраться до полки с нефритовым пресс-папье с отколотым уголком. Вышвырнула на пол свитки, нашла эту псакову зеленую штуку и изо всей силы грохнула ее об пол. Пресс-папье отскочило, не получив повреждений.

Я грохнула еще и еще, до тех пор, пока от него не откололся значительный кусок. Все, теперь точно не восстановить.

В кабинете царило гробовое молчание. Слышалось только мое тяжелое дыхание, когда я сдувала непослушные волосы со лба – так лезут в глаза.

– Вот! – Я пнула кусок нефрита к столу. – В шесть зим меня наказали из-за этой псаковой штуки. Дядя, ты тогда был не прав, ты не разобрался. Это Аксель! Это он тогда разбил, но подкупил меня, чтобы я смолчала, ведь меня ты бы ругал меньше. Да, Аксель, – я обвинительно тыкаю пальцем в Акса, – ты обещал мне тогда две конфеты. Две! А принес только одну. Ты соврал. Теперь все справедливо, – я подпинываю очередной кусок поближе к дяде, – поскольку я уже понесла за это наказание. А ты, Аксель? Ты все так же влюблен в эту Бартуш с лошадиными зубами или у тебя новая пассия? – Перед отъездом в академию брат даже слагал о ней стихи. – Как там было… «И, расстелив под пологом ковер, снимает дева тонкие шелка, – Аксель порозовел, – и далее, нагая, стенает…»

– Вайю! – возмущенный вскрик.

– О, я уже Вайю? Уже не стоит вопрос, что я такое? Как быстро, братец! Ты сделал стратегическую ошибку, вас там, в вашем пустынном Корпусе, совсем не учат стратегии? И что никогда нельзя обижать женщин? Ты даже не представляешь, сколько о своем любимом и единственном брате может знать его маленькая сестричка.

– Хватит!

– Нет, вы говорили – я слушала, теперь моя очередь. Ты все так же носишь штанишки-кальсоны с вышитыми утками-мандаринками? – Акселю их вышивала одна из влюбленных служанок. – Нет? Наверное, сейчас у тебя на кальсонах мечи и копья! А то коллекционное вино, помнишь, которое присылали дяде? Ну, то самое, которое таинственным образом пропало из запертого погреба, а потом вы с друзьями, такими же юными и бравыми сирами…

– Вайю! – Аксель хлопнул по столу.

– Хлопать будешь, когда станешь Старшим рода. А для этого надо немного подрасти тут. – Я постучала по виску.

Акселю двадцать два. Ему всего двадцать два. Вспомни, что ты сама творила в академии в этом возрасте? Но успокаивалось плохо; до такого бреда я не додумалась бы и в том возрасте.

– Дядя, – развернулась к окошку, пританцовывая на цыпочках. – Мой милый, любимый и единственный дядя! – Сир Кастус напрягся, но я все равно собиралась сказать все, что хотела, потому что он мог остановить этот балаган. Но не остановил. Хотел научить? И кого – меня или Акселя? Это – результаты. – Аксель, ты ведь, кажется, не знаешь эту историю полностью? Мне было четыре… Дядя тогда целый год не возвращался в поместье, до самой смерти мамы. Хочешь знать по-че-му? – Последние слова я почти пропела.

Аксель недоуменно смотрел на дядю. Он действительно не знал.

– Вайю, хватит! – Дядя сердито сдвинул брови.

Ой, боюсь, боюсь, боюсь.

Я действительно считала, что Аксель имеет право знать. Не потому, что это важно, а потому что мы – семья и мы так далеки друг от друга. Каждый молчит о своем и делится, только если это связано с задачами и проблемами рода. Именно поэтому нас так легко растоптали в той жизни, просто разделив поодиночке, потому что мы никогда и не были вместе. Все эти псаковы тайны разделяют семью. И мы уже давно не были вот так, втроем. Пару-тройку раз за все время, когда Аксель приезжал ненадолго из Корпуса, и у всех всегда свои дела, времени нет.

– Я назвала его папой, – кивнула на дядю. – Мне было четыре! Четыре, Аксель! Он единственный мужчина, которого я постоянно видела рядом с собой всю сознательную жизнь. Папы были у всех. И я решила, что у меня тоже должен быть. Мама, – я вздохнула, воспоминания были не слишком приятными, – мама отлупила меня, и первый и последний раз использовала «семейное наказание». А дядя больше не приезжал, до самой маминой смерти. – Тебе сказали, что я стащила и порвала свитки из библиотеки, помнишь?

Аксель машинально кивнул в ответ. Дядя отводил глаза в сторону.

– Извини, что разочаровала, – повернулась я к брату. – Извини, что не осталась бесполезной милой Светлой в этом Темном царстве Блау! – Издевательский поклон. – Извини, что выжила в момент выброса, но пострадали угодья милой леди Фейу. Извини, но после последнего бойкота я перестала любить балы и светские развлечения в принципе. И я – чудовище. Да, я убила! А хочешь знать почему? И чем? Хочешь знать, чем убила, Аксель? Твоим единственным подарком за все три зимы! Единственным, Аксель! И не говори, что за три зимы у тебя не было времени отправить мне еще хоть одну гребаную посылку!