Тайга Ри - Последняя из рода Блау [= Перерождение] [litres]

После деревни наручи вели себя тихо. Никакого ощущения чужого присутствия за спиной и никаких мурашек.

Я дергала пряди, пытаясь расчесать влажные волосы. К хорошему привыкаешь быстро – Нэнс справлялась с прическами значительно лучше меня. Хэсау прибудут уже скоро.

Аларийка вошла в комнату с робким стуком, неся перед собой стопку свежего белья, как щит.

Расческа улетела в угол. Я все-таки слишком сильно дернула прядь, выдернув клок, и я точно знаю, на ком сорвать злость.

– Нэнс! – Я ловлю отражение ее глаз в зеркале. – Я не нашла артефакт на стеллаже.

– Я не брала, мисси! – Она трясет головой так, что взлетают сережки. – Я не брала.

– Но ты знаешь, кто брал?

Нэнс пятится, как будто пытаясь сбежать. Глупая.

– Нэнс, если я сейчас не получу ответа, у меня больше нет личной служанки. Мне не нужны рядом люди, которым нельзя доверять.

Губы аларийки задрожали, щеки покраснели, нос побелел, и слезы крупным горохом покатились по щекам, пятная платье.

– Пожалуйста, Нэнс, – я использовала свой самый мягкий тон, – оправдай мое доверие. Я поверю всему, если ты объяснишь мне.

Ради того, что было. Ради тех зим, что ты была рядом. В прошлой жизни ты умерла за меня. Умерла, чтобы предать в этой? Чушь. Псакова чушь.

– Объясни мне, Нэнс.

– Это не я, мисси, это не я! – Она упала на колени, комкая передник.

– Тогда кто? Кто, Нэнс?

Темные глаза были совсем близко, так, что я видела свое отражение в банном халате с распущенными волосами. Моя эмпатия колыхнулась, и дар распахнул двери во внутреннее пространство, закружив в водовороте чужих мыслей и ощущений. С каждым разом эмпатия работает все быстрее и быстрее – это последнее, о чем я подумала, прежде чем эмоции Нэнс накрыли меня с головой.

…Темные глаза были совсем близко. Я робею, потому что сейчас решается моя судьба. Казалось, Старейшина видит все, до самого донышка души, но я и не пытаюсь скрывать – я хочу на Север. Хочу служить юной мисси.

– Уйдешь на Север, с табором. – Слово летит вверх вместе в колечками дыма от трубки. Я неслышно вздыхаю – прошла, я прошла…

…Поместье кажется большим. Оно гораздо больше, чем я себе представляла. Молодая госпожа Аурелия очень красива. Господина нет – идет война. Юная мисси уже начала узнавать меня среди всех служанок, она всегда агукает и улыбается. Ей понравились мои сережки, которые звенят.

Воспоминания мелькали калейдоскопом.

Смеющаяся Маги, еще молодцеватый Старик, Ликас, дядя, гораздо моложе, чем сейчас, праздники в таборе…

Артефакт. Где мой артефакт записи. Виртас. Пирамидка. Я пролистывала ненужное, сосредоточившись на объекте, пока не пропала эмпатия.

Зеленый охотничий халат. Пятна на подоле. Оторвалась оторочка, во внутреннем кармане что-то тяжелое – у меня в руках пирамидка, свиток, немного монет. Все отправляется на туалетный столик. Прачечная. Пришел главный. Ликас держит пирамидку в руках – мисси в купальне. Ликас забирает ее и ставит запрет. Нельзя говорить. Нельзя напоминать…

Ликас! Меня почти вышвырнуло из воспоминаний Нэнс, которые смешались с моими, настолько я удивилась. Зачем артефакт Виртаса аларийцу?

Образы плавали внутри яркими сгустками, и я задала новый поиск – Ликас. Зачем ему артефакт? Цветной калейдоскоп закрутился и затих. Нэнс не знает. Я пробовала еще и еще, пока передо мной не выросла стена. Там, за ней, было какое-то особое пространство, не мысли Нэнс, а что-то большое, необъятное, бескрайнее, как небо.

Стена манила неизведанностью. Я почувствовала ужас Нэнс и, помедлив, нырнула, взломав защиту.

…Я тонула. Я захлебывалась. Голову разрывало от сотен тысяч мыслей, которые нахлынули одновременно. Я была Маги и готовила десерт для сегодняшнего праздничного ужина, раздумывая, добавлять ли мед с орешками.

Я была Нэнс, которая тормошила мое тело на полу спальни, я была Пинки, который стоял на сигнальной вышке, широко распахнув глаза от удивления… Я была всем миром сразу.

Я была служанкой в Южном пределе. Вчера арестовали господина военного трибуна, говорят, везде идут чистки…

Я была уличной танцовщицей, и мне кидали звонкие монеты солдаты, которые наводнили столицу, столько военных – это хорошо, большие заработки… Я была ребенком и стариком, я была всем сразу… Я таяла, я теряла свое «я» в этом общем потоке чуждого сознания.

Я тонула.

Якоря не было, мне не за что было ухватиться, я чувствовала Нэнс и всех аларийцев в поместье как единое целое, но они не могли мне помочь… Ликас! Спасительная мысль вспышкой взорвалась внутри. Ликас. Мне нужно найти Ликаса. Наставник спасет, наставник знает. И я рванулась туда, где чувствовала энергию мастера.

Ликас спал. Неудобно свесив длинные ноги с походной кровати, заложив руку за голову. Стандартная обстановка казармы. Значит, он уже прибыл в дивизию. Рядом с наставником было тихо, голоса смолкли, образы поблекли, его окружала прозрачная стена. Я прилепилась рядом, чтобы перевести дыхание. Я – Вайю Блау. Я – Вайю Блау. Высшая. Темный целитель, дочь Юстиния Блау, сестра Акселя. Я – это я.

Великий, как мне теперь вернуться обратно? Если еще раз нырнуть в океан чужих мыслей, я точно потеряю себя. Что мне делать, Великий!

Чужие голоса пытались помочь. Я слышала мысли Нэнс, Маги, даже Старик что-то советовал, но это было бесполезно, их просто было слишком много. Буду сидеть здесь, пока не проснется наставник. А если он очнется утром? У-у-у…

Пока я думала, рядом соткался, подобно вспышке света, чей-то неясный образ. Мысль обрела материальность, и я увидела пожилого, очень старого аларийца с заплетенными по таборному обычаю косами. Темные глаза смотрели пытливо, он молча протянул мне руку, и я ухватилась за нее, как за последнюю возможность избежать полного разрушения собственной идентичности.

Было странно сознавать себя телом, находясь внутри обширного пространства бесконечного сознания, но, видимо, этот образ был наиболее привычным, поэтому все старалось обрести знакомые формы.

Держась со стариком за руки, мы подплыли к границе, где начинался бесконечный водоворот чужих хаотических образов, и застыли. Старик скользил вперед и назад, свободно проходя границу и возвращаясь обратно, оставаясь целостным.

Что я должна понять? Для меня это точно не работало так, как для аларийцев. У них как-то совершенно по-иному работают мозги.

Старик вздохнул, не находя у меня понимания.

Из общей массы отделился светящийся образ и полетел к старику. Он завис перед нами, и я прокрутила его – это, видимо, был образ-воспоминание какой-то вечерней посиделки старика. Трещал костер, плакала гитара, протяжные аларийские песни неслись над степью. Я внимательно рассмотрела его, и старик вернул образ в общее поле.