Марина Козинаки - Пустые Холмы [litres]

– Значит, вы отказываетесь?

– Сначала я обсужу это со старейшинами, – сказал Ирвинг, а Яромир усмехнулся. – Послушаю мнение совета. Это сложная ситуация, в которой нам с вами в любом случае предстоит немало встреч и переговоров.

– А потусторонние тем временем уничтожат все, до чего смогут дотянуться? – Лицо Огнеслава впервые исказила нервная гримаса.

– Ну, не так уж долго мы будем советоваться! – взял слово Яромир. – Тем более вы прекрасно умеете приструнять потусторонних. Точнее, поступать с ними так же, как они поступают с природой и другими живыми существами. Вы тоже эксплуатируете их ради собственной силы и удобства.

От Геши не укрылась ухмылка Ирвингова спутника.

– Почему вы не воспринимаете нас всерьез? Вы считаете себя правыми. Свою магию – единственной верной! Так почему же вы не хотите расширить свое влияние? – не выдержала она.

– Мы вовсе не уверены в своей правоте, – ответил Ирвинг. – Поверьте, почти каждый из нас сомневается чуть ли не ежедневно. Именно поэтому мы так стараемся оберегать непосвященных, а порой даже ограничиваем их свободу – в этих сомнениях люди способны наломать дров. Но вы правы, дорогая, что мы не хотим расширять влияние. Влияний и так достаточно. Старообрядцы влияют на потусторонних по праву сильного. Потусторонние – на природу…

– И вы сидите в стороне и смотрите на все это? Вы осуждаете нас, ваши дружинники уничтожают наших сородичей, но сами вы и палец о палец ударить не хотите?

– Как заметил Огнеслав, нас немного. И наше сообщество несколько раз в день подходит к грани, после которой может случиться крах. Мы вынуждены постоянно балансировать. Между традициями и новшествами. Между свободой и сдержанностью. Между мудростью, строгостью и детским безрассудством. Между злом, которое так просто выпустить из себя, и служением высшей цели.

– И какой цели вы служите? Год от года вас становится больше только на несколько человек! К тому времени, как вы окрепнете, потусторонние уничтожат планету, – прошипел вышедший из себя Огнеслав. – Неужели ты, Ирвинг, можешь спокойно смотреть на это? Где же твоя любовь? Где твое служение высшему – силам природы?

– Как только вы сможете предложить план по спасению природы, который не подразумевает запугивание или порабощение потусторонних, я буду первым, кто его выслушает, – сказал Ирвинг. – Веками мы не можем прийти к решению этой задачи. И если это сделаете вы, мы вас поддержим. Но Магии крови в этом плане не место.

– Вы боитесь потусторонних? – вдруг подала голос Черная Курица, глядя на Огнеслава. – Настолько боитесь потусторонних?

– А вы – нет? – Он дернул плечом. – Рано или поздно они все уничтожат!

– Возможно, – отозвался Ирвинг и поднялся. Черная Курица и Рублев встали следом. – Пока же мы будем идти своим путем. Если захотите присоединиться к нам, отказавшись от своего колдовства, мы всегда готовы вас принять.

– Вашими методами зло не остановить!

– Я до сих пор не уверен, что его вообще можно остановить. Но его точно можно уменьшить, чем и занимается наше маленькое сообщество.

Яромир под молчаливым взглядом Гарипа положил на барную стойку мешочек с самоцветами и вслед за Ирвингом и дружинницей направился к двери, вспыхнувшей прямо в стене. Через несколько минут все трое уже вдыхали аромат весеннего леса, а за их спинами возвышался почти ничем не примечательный ствол умершего дерева.

– Пора домой, друзья, – сказал Ирвинг. – Нам всем есть о чем подумать. Когда вы сможете подготовить отчет о встрече и представить его старейшинам?

Рублев улыбнулся, его треугольная бородка дрогнула.

– Завтра, Ирвинг. Только позвольте мне поделиться с коллегами мнением этого клана о нас.

– Вас оно рассмешило?

– Особенно то, что мы якобы притесняем женщин и спариваемся с близкой родней.

– Вам не кажется это любопытным? – сказал Ирвинг. – Они знают, сколько женщин в совете старейшин. Значит, кто-то дал им эту информацию.

– Но этот кто-то не рассказал о том, почему все так обстоит, – закончила Черная Курица. – Старообрядцы знают о нас то, что без должного понимания можно интерпретировать неверно.

– Был ли это расчет доносчика? Или же просто его невнимательность? Вряд ли он сам не знает, что в последние годы колдуньи не проявляют интереса к политике и не выставляют свои кандидатуры на пост главы Светлого сообщества.

– И уж точно никто из наших не считает, что мы женим братьев и сестер, – снова вернулся к этой теме Рублев и наконец позволил себе расхохотаться.

– Осторожнее, Яромир, – предостерег его Ирвинг. – Не говорите так громко. Я бы предпочел, чтобы Старообрядцы видели наши слабые места именно в этих деталях, а не там, где они есть на самом деле. Идемте. Я жду вашего отчета. Совету явно будет что обсудить. По сути, Огнеслав прав, и страх его мне очень понятен.

– А кому он непонятен? – вскинула голову Черная Курица. – Вот только Магия крови – не ответ и не ключ к нашему спасению. Ладно, здесь я вас оставлю. Будьте осторожны.

– Куда вы теперь? – спросил Яромир, с любопытством поглядев на мешочек, который дружинница вертела в руках.

– Отправлюсь к морю, чтобы помочь в практике Водяной колдунье.

– Что вы говорите!

– Девочка попросила повесить у воды ее талисманы, а потом ей вернуть, – серьезно ответила Черная Курица, на ее лице не дрогнул ни один мускул. – Хочет зарядить их дополнительной силой, ведь у нее на носу Посвящение.

Сева спешил к теремку Параскевы, чтобы доделать маскарадный костюм, но вело его не только это: за завтраком он слышал, что Катины подруги тоже собирались заглянуть к мастерице, а значит, и Катя могла оказаться там. После нескольких неудачных попыток застать ее одну и поговорить он чувствовал что-то вроде азарта.

Он появился в дверях в тот миг, когда Катя собиралась выходить. В сенях больше никого не оказалось, даже самой Параскевы, и в такую удачу сложно было поверить. Сева загородил проход, прикрыл дверь и стукнул пальцами по замку – раздался глухой щелчок.

– Привет, – сказал он, на лице его вспыхнула и погасла улыбка. Катя замерла, еще шире распахнув глаза. – Ты меня избегаешь, да?

Было заметно, что девушка не знает, куда деться. Ее тело будто съеживалось под его взглядом, подбородок дрожал. Она покосилась на его потертый, набитый чем-то рюкзак и сделала неопределенное движение рукой, словно хотела дотянуться до него или что-то сказать.

– Спокойно, – произнес Сева. – Ты чего вздрагиваешь?

– Я… я знаю, что сама все испортила. Нам незачем продолжать…

– Так это ты меня приворожила? – спросил он, но в голосе его не было враждебности.

Катя не хотела даже думать о том, что сделала. Перед глазами то и дело всплывали его безжизненное лицо с опухшими губами и сыпью на тонкой коже и злая маленькая Полина Феншо, говорившая так, будто собиралась превратить в ледышку ту, что посмела так обойтись с Севой. И Кате казалось, что именно в тот миг она узнала что-то настоящее, увидела все таким, каким оно было на самом деле. Поняла что-то о Заречье, или о жизни вообще, или о Севе… и это неназванное, неуловимое знание мучило ее. Как мучили и тоска по человеческому теплу, и безответная любовь к этому холодному парню, который должен теперь ее ненавидеть…