Марина Козинаки - Пустые Холмы [litres]

– Это, кажется, ты не осознаешь свое!

Сева усмехнулся.

– Овражкин, а об Анисье ты подумал? Ты ее любишь?

– Когда это ваши семьи заключали браки по любви…

– Только не с моей сестрой! Если ты сам на такое готов – хорошо, но я не позволю делать несчастной Анисью. У тебя нет к ней никаких чувств.

Хотелось еще возразить Муромцу. Хотелось признаться, что Анисья даже толком не успеет побыть его женой – разделаться с проклятием Темных птиц он планировал очень скоро, потому что чувствовал, как мало сил оставалось у Водяной. Но от того, как яростно Муромец сопротивлялся, как злился, стало вдруг легче. Кто-то помог принять хоть одно непростое решение, ему же осталось справиться с самым трудным.

– Спасибо, – выдохнул Сева, почувствовав и облегчение, и слабость.

– Что это значит? – Митя попытался заглянуть ему в глаза. – Ты не станешь соглашаться на это бредовое предложение?

– Нет, не стану.

Митя еще какое-то время стоял в напряжении, словно не веря в то, что друг так быстро сдался. Сева бесчувственно поглядел на воду.

– Надеюсь, мама не успела поговорить об этом с Анисьей. Все станет только хуже, если сестра уже знает… – сказал Митя.

– Хорошо бы еще Водяная не рассказала ей то, что слышала!

– Ты думаешь, она слышала? Не так уж громко мы разговаривали. Да и потом, она не станет болтать просто так.

Сева снова опустился на траву, чувствуя, что сил в ногах не осталось. Митя потоптался рядом, поглядывая на часы, но в конце концов тоже сел.

– Почему ты думаешь, что не станет? – спросил Сева. Голос его звучал странно, но Митя не подал виду, что удивился.

– Она не такая.

– А какая?

– Да что за вопрос? – Митя вглядывался в Севин профиль и никак не мог понять, что не так. Сева будто ускользал от него, хотя казалось бы: вот он, сидит, живой и привычно-серьезный. – К Полине-то у тебя какие претензии? Она вроде бы ни разу не сболтнула лишнего. Я помню, что вы поссорились, но причины до сих пор не могу понять. И с чего тебя так раздражает то, что она делает? Это же тебя никак не касается.

«Поэтому и раздражает», – про себя проговорил Сева.

– И раз уж мы вспомнили о той ссоре… Ладно, я вспомнил, не мы. Раз уж я вспомнил о ней, должен сказать, что со стороны это смотрелось… странно. Если бы я тебя не знал, то подумал бы, что какой-то парень пытается задеть девчонку, по которой давно сохнет.

– С какой стати? – Сева вздрогнул.

– Ну… в твоих выпадах было столько… нездоровой страсти. Даже как-то неловко было наблюдать. Я бы точно подумал, что ты влюблен в нее и злишься, что она не отвечает взаимностью. Молчи, я знаю, что ты скажешь! Но это выглядело именно так!

– Ну, а если… если бы так и было на самом деле?

Сева не сразу понял, что сказал это вслух. В глазах потемнело, по боку прокатилась холодная капля пота.

– Это такая шутка?

Сева потер пальцами глаза, на мгновение сжал виски. Внутри головы стучало и прыгало. Он не знал, что ответить: признание неумолимо потянуло бы за собой рассказ о том, что он решил сделать для Полины.

– Она знает? – снова раздался голос Муромца.

Сева мотнул головой.

– Почему?

– Почему? Ну, потому что ей до меня нет дела.

– Откуда тебе знать?

– Да я же не слепой. – На этот раз Сева попытался выдавить улыбку. Этот разговор захотелось прекратить.

– Подожди, но ты пытался хоть как-то намекнуть?

– Да… я… Оставлял ей свечи на Покров. И однажды, когда ты писал ей письмо на потусторонний Новый год, приложил коробку сладостей.

– Она же спрашивала, ты ли это, но ты все отрицал.

– Конечно! Ты что, не видел ее лицо? Как будто кто-то подарил ей дохлую крысу, а не печенье!

– Не было такого! – воскликнул Митя и неожиданно рассмеялся. – И ведь это же… случилось сто лет назад! Как долго это длится?

– Что-то во мне изменилось, когда я нашел ее на реке во время животворения воды.

– И за все это время ты ограничился только анонимными подарками? Как, по-твоему, она должна была узнать о том, что ты ее любишь?

– Я не говорил, что люблю ее!

– Нет? – Митя примирительно улыбнулся.

– Я сам не знаю, что это за чувство, ясно?

– Так ты проверь! Хотя бы попытайся! И заодно узнаешь, что она чувствует к тебе. Кто знает, вдруг она так же умело все скрывает, как это делал ты уже… раз, два, три… четыре года!

– Думаешь, это легко?

– Нет, – согласился Митя. – Но это тебе не с Индриком сражаться. Эй, что с тобой? Что, не хочешь парочку советов от романтического гуру? Я готов поделиться своим богатейшим опытом.

Он не спускал с Севы глаз.

– Для начала пообещай, что ничего ей не скажешь. И Василисе тоже. А теперь валяй, выкатывай свои советы, гуру.

– Самым верным будет – попытаться поцеловать ее. По реакции ты поймешь, отвечает ли она тебе взаимностью, и точно узнаешь, что чувствуешь к ней сам.

– Как я могу поцеловать ее, если я ей не нравлюсь?

– Не поцеловать, а попытаться поцеловать. Представь себе, всем, кому не посчастливилось родиться сиренами, приходится через это проходить. Да-да, когда парню нравится девушка, он далеко не всегда знает, взаимно ли это. И порой нужно решиться на отчаянные меры.

– Ты врешь, Муромец… – недоверчиво произнес Сева. – Такого не может быть.

– Ты просто никогда не пробовал ставить себя на наше место, поэтому не веришь. К тому же всегда остается старый добрый способ: можешь просто поговорить с ней и во всем признаться.

– Нет. Ты советуешь то, что мог бы посоветовать враг. Я никогда этого не сделаю.

Муромец улегся на траву и снова расхохотался.

Полина вынырнула, проплыв всего несколько метров. Она обернулась, но Митю с Севой отсюда уже не было видно. Дыхание ее сбилось, сердце застучало беспокойно, и защита Водяной магии, позволявшая ей проводить на речном дне гораздо больше времени, чем любому другому человеку, исчезла. Сегодня она тренировалась усерднее обычного, потому что тренировки позволяли заполнить ширящуюся в груди пустоту.

Полина тряхнула головой. Слова, которые она случайно услышала от Мити, складывались в странную фразу: «Подумаешь о браке с моей сестрой». Что он имел в виду, спрашивая такое у Севы? Может, ей просто послышалось и сознание таким образом сложило знакомые звуки? Брак с его сестрой… с Анисьей… Какой еще брак? О чем же они говорили? О чем спорили?

Полина нырнула. Нужно было выкинуть их из головы. Почему? Почему ее все еще волновало все, что касалось Заиграй-Овражкина? Она ведь встречалась с Алешей Поповым, целовала Алешу и позволяла ему целовать себя! Зачем же тогда думать о другом? Но от попыток забыть Севу становилось еще хуже. Сердце ныло, по телу разливалась тоска. Она чувствовала к нему столько всего, что сама давно запуталась. Знала точно одно: стоило увидеть его хотя бы мельком, и боль потом длилась еще несколько часов. Ее можно было заглушить тренировками, встречами с Маргаритой и Анисьей, поцелуями с другими парнями, разговорами с Митей и Василисой и размышлениями о том, что происходило сейчас в Тридевятом государстве. А потом все начиналось заново.