Сара Бреннан - Тропа ночи [litres]

– Ей, наверное, очень нравилось у Спеллманов, – с грустью произнес он. – Жаль, что ей нельзя остаться.

Я шагнула вперед, но Роз стояла ближе. Харви с благодарностью принял ее протянутую руку. Они вместе спустились с крыльца.

– До свидания, красивый человек, – окликнула Элспет.

– Как всегда, никакого такта, – пробормотал Харви. И громче добавил: – Брина, до завтра.

Роз оглянулась и помахала. Мы с Тео стукнулись кулаками в честь успешного завершения нашего похода, и он помчался с крыльца за ними вдогонку, крича:

– Эй, хватит романтики. Я тебе, Харв, тебе!

Я стояла на веранде своего ведьмовского дома и смотрела друзьям вслед. Они направлялись к лесу. Издалека, далекое и нежное, доносилось пение Харви – он затянул новую песню.

– Милочка моя, заходи в дом, – позвала тетя Хильда.

Я устала, замерзла, но все-таки постаралась улыбнуться ей.

– Сейчас, минутку.

В дыхании ветра задержался зимний холод. Я вздрогнула и проследила глазами серебристую искорку, спускавшуюся с неба. Это была последняя из птиц Озерной девы, та, что с голубыми человеческими глазами. Я подставила руки, и птица опустилась прямо в ладонь.

«Считай меня подарком».

– Моему братцу. – Я поцеловала птичку, раскрыла пальцы, как клетку, и выпустила крылатое существо в ясное свежее небо.

На всякий случай. Убедиться, что все, кто мне дорог, живы и здоровы. Если Ник таков, каким я его считаю, он поймет.

Надеюсь только, что я ничего не сгубила, когда оглянулась на Ника.

Может, кто-нибудь и ожидает неминуемую смерть, находясь в серьезных размышлениях. Пруденс и Эмброуз потешались над всеми, кого знали.

На самом дне глубокой бездны, на ложе из теней и костяных обломков Пруденс потянулась к Эмброузу и пролепетала тоненьким голоском:

– Цветочек мой, ради твоей улыбки я сотру в порошок весь Гриндейл!

– Не делай так, Сабриночка, это будет… неправильно, – промямлил Эмброуз. – Будем держаться тише воды, ниже травы, пока я не встрепенусь и не начну отстреливать своих родных.

– О, Харви, – вздохнула Пруденс. – Как мне нравятся твои манеры! Ты настоящий охотник на ведьм. Рушить все вокруг – это одно из моих любимейших занятий!

– Не забывай, – вышел из роли Эмброуз, – я люблю Сабрину, так что не будь к ней слишком жестока. Изобрази кого-нибудь еще. А Сабриной побуду я.

– Ладно. Но только я не буду тем человеком. Лучше побуду Ником. «Эй, крошка, я тебе подарочек от твоего папаши».

Эмброуз запрокинул голову и расхохотался:

– Привет, Николас Скрэтч! Кажется, ты достоин доверия. Не желаешь ли отказаться от плотских радостей с десятками горячих магических штучек в обмен на молочные коктейли? А еще мы можем держаться за ручки.

– Охотно, – отозвалась Пруденс глубоким басом. – Чтение окончательно расплавило мне мозги.

– Потрясающе! Расскажи мне о книгах, но только не снимай рубашку! Потому что зачем же удваивать удовольствие, если можно ограничиться чем-то одним! – воскликнул Эмброуз. – Не хочешь ли поговорить на мою любимую тему? Его зовут Харви.

– Я не знаю, кто это, но готов отдать жизнь ради него! – заявила Пруденс. – Только попроси! Я впервые влюбился, и это разбудило во мне зверя!

Пруденс злорадно захохотала. Эмброузу подумалось, насколько отважно она скрывает боль, причиненную тем, что Ник предпочел другую.

– Давай перейдем на моих тетушек, – предложил он. – Ты будешь плохая, а я хорошая.

Пруденс поразмыслила.

– Я не справлюсь с ролью Хильды.

– Ты считаешь, плохая – это Хильда?

– Естественно! – вскричала Пруденс. – Изменница, которая подстроила крещение беспомощного младенца!

Наступило молчание.

– В этом вопросе у нас с тобой фундаментальные расхождения.

Пруденс пожала плечами:

– Ну ладно. Ты будешь Харви, а я Ник.

– Да, суперкомедия! – И вдруг Эмброуз прикусил губу. – Погоди. А тебе от этого легче? Когда ты говоришь о Нике? Учитывая твои чувства к нему.

– Мои чувства к Нику? О, да.

– Ты, наверное, много думаешь о нем.

– По-моему, в постели он был выше среднего, – призналась Пруденс.

– А это… трогает душу? – спросил Эмброуз.

– Вообще-то я ни о ком особенно не думаю, – сообщила Пруденс.

– И обо мне тоже? – неуверенно спросил Эмброуз.

Захрустели кости – Пруденс пошевелилась.

– С какой стати?

– Я так и думал, – ответил Эмброуз. – Но когда отец Блэквуд заточил меня в темницу, ты сказала… Сказала, что я прожил жизнь с честью.

– А еще сказала, что ты с ней и умрешь. И это вскорости случится. В глубокой яме со скелетами древних французов.

– Пруденс, ты веселая, блестящая и красивая, но всегда сосредотачиваешься на негативе, – покачал головой Эмброуз. – Мне и в голову не приходило, что ты задумываешься о моей прожитой жизни. И как много для тебя значит честь.

– Честь – она есть у тебя, – огрызнулась Пруденс. – А у меня нет.

Это дошло не сразу. В сером подвальном мраке Эмброуз попытался разглядеть выражение ее лица.

– Мы все наделали ошибок, когда позволили отцу Блэквуду вести нас по Тропе ночи так, как он это понимал.

– Эмброуз, ты посетил парочку сомнительных собраний и нагрубил Сабрине. А я по поручению отца помогала тебя пытать.

– Не бери в голову.

– Я посоветовала отцу казнить тебя, – выпалила Пруденс. – Сказала, что это поможет ему обрести власть над Сабриной. Потому что Сабрина любит тебя и пойдет за тебя в бой. Я использовала вашу любовь ради его дьявольских целей.

В пропыленном воздухе слышалось только ее прерывистое дыхание.

Потом Эмброуз сказал:

– Я догадывался, что так оно и было. Отец Блэквуд ничего не понимает в любви. А ты понимаешь.

Она подняла глаза к кружку более светлого мрака над головой.

– Я ужасный человек.

– Да, наверное, – признал Эмброуз. – Я тоже. Мы поклоняемся Сатане и губим других. А что такого?

– Ты бы не сделал того, что сделала я.

– Я пытался взорвать Ватикан, только чтобы отец гордился мною, – хмыкнул Эмброуз. – Хотя его уже давно не было в живых. А твой отец жив, но ты рассталась с ним и прокладываешь свой собственный путь. И неплохо получается.

– Когда отца нет в живых, – спросила Пруденс далеким голосом, – это уже не так сильно болит?

Эмброузу не хотелось разочаровывать Пруденс.

– Болит, но по-другому. Зато обретаешь свободу. Хоть и не сразу это понимаешь.

Она приумолкла. Это обнадежило. Обычно когда Пруденс с ним не соглашалась, то высказывалась без промедления.

– Знаешь, моя великолепная злая ведьма, мы все негодяи. Но мы больше не обязаны выполнять ничьи приказы. На нас не давит бремя отцовских ожиданий. Мы вольны подумать, кем еще можем стать.