Шеннон Мессенджер - Изгнание

Софи откинулась, слишком разбитая, чтобы даже начать обрабатывать это. Особенно, когда он добавил:

— Я часто задумывался, поэтому у тебя карие глаза.

Софи обхватила голову руками. Будто она когда-либо сможет смотреть на себя в зеркало и видеть что угодно, но не лошадиное лицо сейчас?

— Не драматизируй, — проворчал мистер Форкл. — Это не трагедия, которую ты…

— Правда? Значит, вам бы было все равно, если бы кто-то поиграл с вашими генами в Доктора Франкенштейна?

— Ты сейчас другая, чем была пять минут назад, до того, как узнала?

— Я не знаю, — несчастно пробормотала она. — Это чувствуется не так.

— Ну, ты не такая.

Она закатила глаза. Свои глупые, причудливые, лошадиные глаза.

Мистер Форкл начал расшагивать, выходя из теней и ныряя обратно в них.

— Мы отклонились от основной темы. Важно то, что все мои тщательно продуманные планы зависели от твоего непроницаемого ума. И он был таким, пока ты почти не исчезла. Тогда твоя броня раскололась, оставив отверстие, через которое свет… и так или иначе Фитц… знает как пройти. Думаю, что ты сблизилась со светом, поскольку исчезала, позволила ему стать небольшой частью тебя. И та связь превратилась в слабое место, куда свет… или тьма… могут проходить. Это не объясняет Фитца, но возможно ты утащила его следом, когда тянулась к нему, и его разум нашел путь. Независимо от того сделала ли ты специально этот путь в мозг или нет, вещи начали проталкиваться или сбегать из-за него.

В этом был почти нулевой смысл… но Софи предположила, что это не имело значения. Все, что имело значение:

— Вы можете это исправить, верно?

— В… теории.

— Нет… это не то, что вы сказали. — Она полезла в свой карман за запиской и показала ее ему. — Видите… вот. Мы. Можем. Исправить. Тебя.

— Мы можем исправить тебя, Софи. — Он показал крошечную бутылку, сделанную из блестящего зеленого кристалла. — Выпьешь это, и оно перезагрузит все, что было сделано неверно. Но для начала ты должна понять риск. — Он уставился на бутылку вместо нее, когда сказал, — Единственная вещь, которая исправит тебя — это лимбиум.

Она почесала руки, думая о крапивнице.

— Вы знаете, что у меня аллергия.

— Знаю. И поверь мне, я пытался найти другой способ. Но альтернативы… — он потянулся к пузырьку с Исчезающей Заправкой, висящей у нее на шее, — просто не достаточно сильны. Они помогли с симптомами, которые сказали мне, что я прав с лечением. Но единственное верное средство — лимбиум. Очень сильная доза.

Немного истеричный смешок слетел с ее губ.

— Так, единственный способ исправить меня состоит в том, чтобы дать мне то, что убьет меня.

— Нет. Единственный способ исправить тебя состоит в том, чтобы дать тебе кое-что, что почти убьет тебя… и затем дать тебе противоядие, которое я тщательно разработал и надеюсь, что оно останавливает реакцию. — Мистер Форкл вздохнул и сел около нее. Его большое тело опустилось в подушки, заставляя ее наклониться к нему больше, чем она хотела. — Лечение сработает. Лимбиум затрагивает центр наших особых способностей, и сильная доза будет служить сбросом, отменяя любые изменения, которые произошли, так как твои способности развились. Но… все еще есть огромный риск. Твоя аллергия — полная тайна для нас. Мы никогда не сталкивались ни с чем подобным… и она уже почти убила тебя дважды.

— Значит, лимбиум вызвал мою первую аллергию? Вы стерли мои воспоминания, потому что не хотели, чтобы я знала, что произошло?

Он переместил свой вес, заставив раскладушку скрипнуть.

— Когда-нибудь ты поймешь, почему то воспоминание было забрано. Но да, я дал тебе немного лимбиума… не зная, что он вызовет такую сильную реакцию. Если бы человеческие врачи не вступили, я не уверен, что бы произошло. Вот почему я сделал это.

Он потянулся к своему карману и вытащил самый большой шприц с самой большой иглой, которую Софи когда-либо видела.

Пятна плясали, перекрывая ей зрение, и она вскочила, отступая от него в тени, где он не мог ее видеть.

— Э-э-э… никаких игл.

— Это единственный путь.

— Нет, у меня теперь есть вот это. — Она вошла в свет, поднимая черный пузырек, висящий у нее на шее, который дал ей Элвин.

— Оно не будет достаточно сильно.

— В прошлый раз это сработало.

— Да, потому что количество лимбиума в той сыворотке, которую тебе дал Декс, была меньше, чем нужно. — Он снова поднял зеленый пузырек. — Это унция чистого лимбиума, и ты должна проглотить каждую каплю. Потребуется много, чтобы встряхнуть твой ум, чтобы перезагрузить его… и крошечная бутылочка лекарства Элвина не справится с этим. Это единственный путь. — Он уставился на иглу, и даже его руки задрожали. — Хотя даже тогда, я не могу гарантировать, что это сможет остановить реакцию. Это человеческое лекарство, которое я собрал, а затем изменил и увеличил дозу. Оно полностью не проверено. И лимбиум должен будет оставаться в твоем теле несколько минут, чтобы дать ему время, чтобы сработать, таким образом, реакция будет полной к тому времени, когда я дам тебе противоядие. Вот почему это должен быть твой выбор.

Она фыркнула.

— Верно.

— Я не шучу, Софи. Несмотря на то, что ты можешь подумать, ты не наша марионетка. Мы можем дать тебе наши предложения и рекомендации, но, в конце концов, окончательное решение всегда за тобой. Ты можешь уйти прямо сейчас и остаться такой, какая ты есть.

— О, вы имеете в виду сломанной. — Она не стала скрывать горечь в ее голосе. — Как хорошо для вас, позволить мне остаться поврежденной и работать со сбоями.

— Ты только немного сломана. Ты все еще можешь жить совершенно нормальной жизнью, пока принимаешь свое лекарство, чтобы не выцветать.

— Но я не смогу исправить Прентиса и Олдена, верно?

— Нет. Твой разум больше никогда не будет непроницаемым. Не без этого.

— Ну, тогда выбора действительно нет?

— Выбор есть, Софи. Ты можешь выбрать свою защиту.

Она уставилась на бутылку в его руках, пытаясь не думать о горящей крапивнице или поднимающейся боли, как было при ее последнем приступе аллергии. И об игле…

Она не могла смотреть на нее.

И что относительно ее семьи? Грэйди и Эделайн хотели бы, чтобы она рискнула своей жизнью ради этого?

Но могла ли она жить в ладу с собой, если оставит Олдена в ловушке в кошмаре его безумия и Прентиса, пускающего слюни в его тусклой камере в Изгнании?

— Дайте пузырек.

Печальная улыбка смяла вздутые губы мистера Форкла.

— Твоя храбрость никогда не прекращает поражать меня.

Он встал, жестом показывая ей откинуться назад на раскладушке, и она не потрудилась спорить. Он вручил ей пузырек, когда она устроилась.

— Я сделаю все, что смогу, чтобы провести тебя через это. Но тебе нужно упорно бороться.