Клаудия Ромес - Дана Мэллори и дом оживших теней [litres]

Между могилами из земли торчали тощие ёлки, на их ветках восседали чёрные вороны. Земля поросла мхом, и несмотря на выглядывающее из-за туч солнце, по кладбищу стлался серый туман.

Я споткнулась и упала, ударившись коленкой и порвав об острый камень новые джинсы.

Ну супер! Я стала отряхиваться, и тут из белёсой мути снова явился Уилл. Должна признаться, я была ему рада. Сама даже не знаю почему – просто рада, и всё.

– Ну, как продвигаются исследования? – улыбнулся Уилл.

– Исследования?!

– У тебя наверняка накопилось много вопросов.

– Да уж. Можно сказать, что в исследовании я продвинулась вперёд. – И я указала на мавзолей.

Уилл ухмыльнулся:

– Да, и до тебя уже жили на свете Мэллори.

– Да уж вижу.

– Могу я составить тебе компанию?

– Ух ты, – удивилась я. – Да я смотрю, вы учитесь вежливости, мистер Дерьюл.

– Понемногу.

Мы пошли через кладбище по усыпанной гравием дорожке.

– Куда вы с Феллари подевались?

– Твой прапрадед обожал потайные ходы.

– Из моей комнаты есть потайной ход?!

– Почти из каждой комнаты в Мэллори Мэнор ведёт потайной ход. Иногда не один.

– Покажешь тот, что из моей?

– Не вопрос, – кивнул Уилл, – если хочешь… Хотя что-то мне подсказывает, что ты и без меня его найдёшь.

– Не хочу долго ждать.

– Да уж, – засмеялся Уилл, – таких Мэллори, как ты, я ещё не встречал.

– Да много ли ты их знаешь! Сколько тебе летто? Тринадцать? Четырнадцать?

Давно хотела его об этом спросить.

Уилл молча поглядел на меня и опустил голову.

– Что? Ты же наверняка мой ровесник.

– Не совсем, – лукаво ухмыльнулся Уилл, – но уж точно не младше.

– Ладно. Значит, старше. На сколько?

Он молчал.

– Тебе пятнадцать? – предположила я.

Он быстро взглянул на меня.

– Уверена, что мы почти ровесники, – заметила я. – Тем более что у меня через две недели день рождения. Впрочем, не то чтобы меня это так уж интересует, мне нет дела до мальчишек…

Ой, зря я это ляпнула. Я прямо почувствовала, что стала пунцовая.

Уилл всё молчал. Да, дурацкая ситуация. Придётся сменить тему:

– Пойдём вместе на кухню пить чай? Марианна будет тебе рада.

Он поглядел на меня как-то подавленно и печально прошелестел:

– Не могу.

– Ладно, – быстро проговорила я, – это я так, просто предложила.

– Если хочешь, могу навестить тебя сегодня вечером, – предложил Уилл. Он сверкнул на меня глазами цвета свежей травы в обрамлении чёрных ресниц.

– Да, было бы здорово, – ответила я.

– Хорошо, – улыбнулся он, – приду часов в девять.

– Ладно.

С веранды послышался звон колокольчика – это Марианна звала всех к чаю.

Стоило мне отвернуться – и Уилл растворился в тумане. Должна признаться, теперь я стала относиться к нему по-другому. Он нравился мне всё больше. Хотя по-прежнему не верится во все эти истории, что он мне тут наплёл. Какой-то бред: как может быть, чтобы в доме Мэллори сосредоточилась вся магия этого мира! Даже такой огромный замок маловат для этого. Я вообще не верю в волшебство.

Точнее, не верила . Но после встречи с говорящей кошкой и прочих чудес, случившихся со мной в поместье, я задумалась: так ли я была права.

И всё-таки как же хорошо, что тётя Мэг не любит чай! Кто знает, какой сорт она бы выбрала – какой-нибудь ромашковый с улитками, с плесенью или с болотной тиной.

Марианна же – ура! – была страстная любительница чаепитий, совсем как я.

Между тем стал накрапывать дождик, собиралась гроза. Небо затянуло тучами, засверкали молнии, зарокотал гром. Я стала считать, сколько секунд проходит между молнией и громом. Этой игре меня научила мама.

Она была метеорологом. В ночь её гибели бушевала гроза. Нам позвонили с метеостанции, отец взял трубку. Так мы узнали, что произошёл несчастный случай.

В ту секунду одновременно сверкнула молния и громыхнул гром. Небо на мгновение осветилось. А моё сердце разорвалось на мелкие кусочки. Символично.

Для нас тогда весь мир перевернулся. Вся жизнь изменилась разом. Я стала другой: умерла мама – умерла и часть меня. С тех пор я перестала считать секунды в грозу. До этого дня.

Марианна сидела напротив меня за кухонным столом, перед нами стояло фарфоровое блюдо с кексами брауни. Я ещё даже не притронулась к еде.

– Ты такая задумчивая, – заговорила Марианна.

Я отвела глаза от окна и уставилась на стол.

– Тебя что-то беспокоит? – встревожилась она.

– Да так, ничего, – неубедительно соврала я.

– Воспоминания о наших любимых, которых больше нет с нами, они как отлив и прилив.

Как она узнала?!

– Зачастую мы помним самые мелкие детали, – с улыбкой продолжила Марианна. – Мы видим вещи, которые связывают нас с ними, и снова и снова думаем об ушедших любимых. Они приходят и уходят как времена года, так всегда было и всегда будет.

– Это какая-то пытка, – отозвалась я.

– Это только так кажется.

У меня на глазах выступили слёзы. Марианна взяла меня за руку:

– Воспоминания – это подарок. Они переносят нас в прошлое, по которому мы так тоскуем. Мы можем иногда слышать тех, кто был нам дорог, иногда даже чувствуем их близость.

– Я уже не помню её голоса… маминого голоса… – всхлипнула я, – я забыла её запах.

– Дай срок, детка, придёт время – всё вернётся. Вот увидишь.

– Всё бледнеет, растворяется, как сон. – Слёзы безудержно катились у меня по щекам. – Я была не готова к такой потере.

– К такому никто никогда не бывает готов, – вздохнула Марианна, – предопределить время прощания не в нашей власти.

Я утёрла слёзы. Дождь заканчивался, солнце пробивалось сквозь облака. Самое время сменить тему:

– Каким он был в детстве?

– Твой папа? – просияла Марианна.

– Да, расскажите мне.

– Он был таким нежным ребёнком, – она расплылась в улыбке, – и такой выдумщик. Твоей тёте никогда не приходилось с ним скучать.

Я слушала её истории, и тоска моя понемногу стихала. Марианна рассказала, как отец мальчиком однажды чуть не утонул в бочке для сбора дождевой воды, как случайно сам себя запер в мавзолее.

Безоблачное счастливое детство моего отца проходило здесь, в поместье Мэллори Мэнор, пока не умерла его мать. После этого бо́льшую часть года он проводил в интернате для мальчиков, а на каникулы его всегда забирала к себе тётя Мэг.

Отчего бы ей было не забрать его к себе совсем? Мне-то ясно почему: он мальчик.

По какой-то загадочной причине в Мэллори Мэнор не жалуют наследников мужского пола. А если бы он был девочкой – что решила бы тётя Мэг?

К счастью, отец никогда не жаловался на свою жизнь в интернате. У него были там друзья, он ладил с педагогами, в него верили, ему там прочили большое будущее как учёному.

Марианна между тем уже рассказывала о ежегодных путешествиях Игоря на родину предков, в Карпаты, и о своём знаменитом кокосовом пироге, который многие нахваливали, а Игорь к нему ни разу не притронулся.