Евгений Шепельский - Схватка

Почти сразу из-за поворота к женщине с гневным воплем ринулся мужчина — невысокий, плотный, с грубо вылепленным лицом. Черный камзол его был оторочен золотом, тяжелая шпага хлопала по ботфортам.

— Мэритта, Мэритта… Любовь моя!

Женщина громко застонала, пытаясь встать, однако силы оставили несчастную, руки подломились, и она распласталась на клеточном мраморном полу, будто сломанная кукла.

Мужчина, издавая загадочные горловые звуки, как влюбленный павиан, нагнулся над ней, секунд на десять заслонив широкой спиной, потом перевернул, устроив спину женщины на своих коленях, я и увидел, что с его рук струится кровь, что лицо Мэритты окровавлено. Кровь лилась, кажется, одновременно из рассеченного лба, сломанного носа и лопнувших губ.

Я с искренним любопытством наблюдал, как мужчина приподнял женщину под лопатки трясущимися руками:

— Несчастная! Очнись, молю!

— А-а-а… — громко стонала женщина. — Как больно… Свет Ашара, как больно и темно! Почему я не могу разглядеть тебя, Одди?

— Мэритта, моя возлюбленная!

Вокруг начали собираться придворные: шу-шу-шу, разбегались шорохи их голосов, неслись куда-то в глубины Варлойна, работая по принципу беспроволочного телеграфа.

Женщина стонала, мужчина рычал, плакал, и утверждал, что любит Мэритту, свет очей, цветочек аленький. Затем он извлек белоснежный платок и начал осторожно протирать ей окровавленные очи. Крови было много, актеры перестарались.

Подобную скверную игру я наблюдал уже в казематах замка Лирны, где Ренквист пытался промыть мне мозги. Там, правда, старался нанятый актер, а здесь, похоже, в дело пустили настоящего дворянина, поскольку я догадывался, чем дело закончится.

Но фокусы эти могли пройти с местными дворянами, однако не с крейном… и не с дочерью Сандера.

— Одди… я уже вижу, Одди! — вскрикивала женщина. — Этот человек… архканцлер Санкструма… Он толкнул меня, сбил с ног жестоким ударом… Но за что? За что? Я ведь не сделала ничего… Не понимаю… Как он мог — архканцлер Санкструма?.. Как он мог?

— У нее в лифе — пузырь со свиной кровью, — шепнула Атли. — Он пробил его и размазал кровь по ее толстой роже. Я слышу запах свиной крови слишком отчетливо… Х-хо, серый волк, ты же знаешь, что сейчас будет?

— Конечно, — сказал я, чувствуя прилив необычайной веселости. Во всяком случае, эти дурачки сумели меня сегодня развлечь.

На шум, топая, как носорог, примчался капитан Бришер — я как раз должен был дать ему указания для финального этапа сегодняшней операции, — растолкал толпу локтями, пробился ко мне, окинул взглядом павиана и его ненаглядную.

— Это герцог Одди Кронкер, — сообщил громким одышливым шепотом, выдернув рыжий волосок из носа. — Виртуоз шпаги! Самый опасный бретер и забияка Варлойна, и, пожалуй, Санкструма, да, Санкструма.

Я герцог, Кронкер — герцог. Дуэль, как известно, возможна только между равными или примерно равными. У-у-у, маленькие мои, ну какие веселые интриги! Вы же знаете — через Аниру Най — что я совершенно не умею владеть шпагой. Ну не умею, не дано, хотя и пытался, но это как высшая математика и врожденный же математический кретинизм — Энштейном и даже просто школьным учителем мне не стать, я никогда не прыгну выше простейшей алгебры. Но лапочки мои, какие же вы все-таки затейники, а? Вы подобрали мне для дуэли мастера шпаги, чтобы он пронзил мое сердце с первого же выпада. Я, конечно, могу отказаться, но в этом случае репутация моя рухнет в пропасть и уже никогда не восстановится. Архканцлер — подлый трус, недостойный своего звания. В любом случае — приму я вызов или же откажусь, фракция, подославшая Одди Кронкера, окажется в выигрыше.

— Мой предшественник, Жеррад Утре, несчастный, оставил дуэльный кодекс без изменений? — спросил я осторожно, поскольку понятия не имел о том, какие положения дуэльного кодекса действуют в Санкструме.

Бришер дохнул на меня вином (явно лично постарался, опечатывая винные подвалы):

— Так точно! Все двадцать пять заповедей, издревле утвержденных Растарами!

Многовато их, этих заповедей. Запретить, что ли, дуэли? Ришелье вон, запрещал… А лучше — ввести на дуэль налог, сразу поубавится горячих голов и бретеры потеряют свои доходы.

Меж тем Кронкер перешел от воплей к делу: он усадил хлюпающую Мэритту на лавку у стены и направился ко мне решительным шагом. Перчатки — хорошие кожаные перчатки с серебряным узором — он держал заткнутыми за пояс — хороший, кожаный пояс с золотыми бляшками. Когда Кронкер приблизился, я увидел, что лоб его и щеки исчерканы массой белых и розовых — еще свежих — шрамов, верный признак того, что обладатель шрамов дока в фехтовании.

В отличие от меня.

Глаза его были пронзительно голубые, прозрачные, взгляд — холодный и расчетливый. Он знал, он прекрасно знал, что я не умею фехтовать, и готовился сейчас к бессудному убийству!

Он извлек перчатку окровавленной рукой. Затем выставил ногу и отвел руку с перчаткой для броска мне в лицо, и при этом попытался разразиться гневной речью. Но я не дал ему шанса метнуть перчатку. Сжав кулак, я шагнул к Одди Кронкеру, сгреб за грудки и от души врезал в зубы. А потом добавил хук снизу, под нагло выставленный подбородок, от чего виртуоз шпаги отлетел на пару метров и звучно врезался в стену.

— Лжец! — загремел я, наступая на ошеломленного Одди. — Лжец и подлец, и трус и негодяй! Я вижу, ты обманываешь архканцлера! Все, все открыто моему взгляду! Еще раз повторяю: ты и твоя дама лгут!

Он схватился за эфес, но я продемонстрировал кулак, и он понял — если вытащит шпагу, я вновь основательно пройдусь по его челюсти.

Мэритта что-то взвизгнула.

— Атли, — сказал я, кивая на Мэритту. — Сделай это… Покажи всем пузырь…

Дочь Степи хохотнула, обнажив один из клинков, прыжком оказалась подле Мэритты. Она взрезала шнуровку ее лифа, затем черканула клинком по тонкой веревочке, к которой был привязан бычий пузырь, и, подцепив его острием, вытащила на свет. Толпа зашушукалась громче.

Я продолжил — все так же гулко, чтобы меня слышали и в окрестных коридорах дворца:

— Свиная кровь в бычьем пузыре! А сейчас я велю принести таз с водой и хорошенько отмыть лицо твоей дамы! Ты, Кронкер, был рядом, ты видел ее лицо вплотную, ты протирал его от крови и не мог не заметить, что губы и нос и лоб ее целы и не повреждены ударом. Значит, ты сообщник, Кронкер, пытавшийся обманным путем вызвать архканцлера на дуэль! Это — обман. Это — преступление! И ты знаешь это так же хорошо, как и я… И ты знаешь, чем я вправе тебе отплатить! Ты замыслил убийство, замаскированное под дуэль! Это — казнь. Самая страшная и лютая, какая только может быть! Казнь! Казнь! — вскричал я несколько раз, подступив к Кронкеру вплотную.