Евгений Шепельский - Схватка

Я привстал, увидел двухэтажный особняк с вывеской «Золото». Народу возле него было довольно много.

— Игорных домов, конечно, побольше стало с тех пор, что я был в Нораторе… — задумчиво промолвил Шутейник.

— Скажи, друг мой, а город сильно изменился за те годы, что ты странствовал?

— Очень, мастер Волк! Очень изменился, как будто заново на свет народился. Только не красавцем, а уродцем, как вот бывает, когда ишак кобылу покрывает…

Гм. Красочно и доходчиво пояснил.

— Что именно тебе бросилось в глаза?

— Унылие. — Он употребил именно это слово. — Распад да нищета. К закату катится Норатор, да и весь Санкструм, мастер Волк… К большому закату…

Это мы еще посмотрим, кто будет закатывать и главное — что!

— И игорных домов больше стало?

— Да, и на улицах играют больше… И нищета кругом… Хотите, мастер Волк, правду?

— Ничего кроме правды.

— Я потому с вами и буду до последней минуты. Вижу, что вы хотите страну спасти. А людишки — что простые, что хогги — равнодушные да душою мелкие… Жрут да пьют… Да унынию предаются… А вот вы — сразу видно, не только это делаете…

Угу, я еще и сексом хотел заняться с посланницей Степи. Но хогг прав — на своем посту я буду до конца. Сначала я воспринимал свою должность — еще в Выселках — как азартный вызов моим способностям. Затем проехал по гибнущей империи и проникся сочувствием к стране и людям, что ее населяют. Да, сочувствие — то самое слово. И значительно я проникся яростью и злобой на мразей, которые вместо работы на благо государства мешают ему жить, и пытаются разорвать страну на куски. И именно поэтому я буду на своем посту до конца. Мосты сожжены.

— О, вот еще игорный дом, «Серебряная крона удачи», глядите!

На дом я не стал смотреть. И так ясно, что игровой бизнес в столице Санкструма процветает, и деньги текут куда угодно, только не в карман государства. Но это мы изменим. Уличные игры — прекратим. Игорные дома приструним и введем в законное русло. Лудомания — скверная штуковина, но пока — один из лучших и быстрейших способов наполнить казну государства. Придется над этим поработать.

Если меня, конечно, до этого не убьют.

Глава двадцатая

— У вас номер первый, запишите…

— У вас номер двадцатый, запишите…

Между двумя этими фразами минуло пять часов. Я тратил больше времени на проезд между заведениями, нежели на общение с нужными людьми. День был в разгаре. Усталости я пока не ощущал, расходился, что ли. Только спина болела да щека ныла от вчерашнего укуса. За сегодня я сделал два важнейших дела: заработал на выплаты Алым и обелил свою репутацию в Нораторе.

— Как думаешь, хватит? — спросил Шутейника, когда мы вышли из двадцатого заведения (трактир «Тихая радость», не слишком чистый, но зато огромный, куда стекались люди с рабочих окраин).

— Уверен, что хватит, — ответил хогг. — О, снова-здорово — еще один следить пристроился…

— Сколько всего?

— Семь… Восемь уже…

— Богато живем.

Надо сказать, что с какого-то момента за нашей каретой увязалось несколько филеров, Шутейник, способный ощущать взгляды, насчитал сначала трех, затем — четырех соглядатаев, и вот их уже семеро, вернее — восемь. Они следовали за каретой неотлучно, кто бегом, кто на лошадях, держась, правда, в отдалении. Сопровождаемый четверкой Алых, я не особенно боялся нападения, однако сознавал, что оно может последовать в любую минуту. Тем не менее, мои недруги пока, очевидно, взяли передышку, затаились, строили планы.

— Так что же, мастер Волк, вы намерены продать все-все вино из запасов Растара? — спросил мой товарищ.

Взгляд у него был уныло-созерцательный, мысленно он странствовал по винным подвалам Варлойна и прощался с чудесными запасами.

— Можешь оставить себе тот бочонок с вином из фиников.

— Ну спасибочки и на этом!.. Вы, кажется, к Баккаралу собирались?

— Передумал.

— А почему?

— У Бая долги имперского дома. Я знаю, что он сделает… — Я открыл дверцу и взобрался в карету. Шутейник последовал за мной и тут же начал очищать сапоги.

— И что же сделает Баккарал?

— Предложит векселя к оплате. Анира Най из Морской Гильдии там будет. Она играет с чьей-то руки. И Баккарал тоже… Затеют меня шантажировать, чтобы я оставил пост, раз уж прикончить меня не получилось. Так что пока я буду от него бегать. И так же ловко постараюсь бегать от всех, у кого векселя, во всяком случае, до тех пор, пока не получу Большую имперскую печать… А если дюк дюков приедет ко мне в Варлойн до того момента, скажешь — я занят.

— Ох… так бегать-то можно, но ведь настигнут рано или поздно, прижмут к стеночке да векселя под нос сунут…

— Само собой. За эти дни мне нужно решить, как наполнить казну. Сначала — выплаты Алым. Это, можно сказать, уже готово. Затем — выплата дани Степи. Этим мы займемся вскорости, нужна только свободная печатня… После — казна и векселя, если получится, а между этим делом или немного позже необходимо наложить руки на Большую имперскую печать.

— М-да… Делов-то у вас все больше…

Это верно, Шутейник, и дела нарастают как снежный ком. Боюсь, два года на посту архканцлера я просто не буду себе принадлежать. Даже в случае, если смогу сформировать нормальное, рабочее правительство и делегировать ему часть своей власти, что, собственно, и должен сделать любой нормальный управленец, дел, требующих моего надзора, будет масса. Что удивительно: меня совершенно не грызет сенсорный голод; кино, интернет, книги, газеты моего мира — мне не интересны. Дел в Санкструме столько, что мне просто некогда сенсорно голодать. Мозг давно и прочно переключился на другие интересы. Вот только кофе постоянно хочется…

Кучер из конюшен Варлойна, знавший Норатор (а особенно все его питейные заведения) как свои пять пальцев, стукнул в крышу кареты и почтительно осведомился, куда далее планирует направиться его сиятельство. Я назвал адрес «Моей империи». Туда я ранее услал отряд Алых для осмотра. Велел ожидать моего прибытия во второй половине дня.

— Зря туда едем, — сказал Шутейник. — Нет там никого.

— Хочу посмотреть на остатки редакции. Заодно, возможно, что-то узнаем о судьбе твоего дядюшки…

Гаер беспечно махнул рукой, снова взял щетку и начал оттирать сапожки.

— Да нечего узнавать… Живой он. Это ж дядюшка… Он скользкий, как угорь, вылезет через любую дырку, если сразу не прикололи — вылезет… Да и потом, скажу я вам, мастер Волк, по секрету — мы, хогги, чуем смерть близких родичей на расстоянии.

— Так дядя жив? А я-то думал, почему ты так спокоен…

— Жив, что ему сделается. И я ему по-прежнему должен, ой, должен денег! Потому я спокоен, но совсем-совсем не радостен… Надо сразу к дому его ехать.