Евгений Шепельский - Схватка

— Дядюшка вас лицезреть не желает, — произнес он быстро, — и велел передать, чтобы вы шли вдаль, и что где можно раздобыть еще печатню он не знает, а и знал бы — и не сказал. И чтобы шли вы, мастер Волк, простите, и шли, пока из глаз его не скроетесь…

Я ожидал такого приема. Шутейник смотрел на меня виновато, приглаживал черные непослушные вихры.

— Передай Бантруо Рейлу, что я назначаю его генерал-контролером печатного дела всего Санкструма с персональной охраной из четырех гвардейцев. — По-нашему, земному, это министр информации.

Шутейник снова скрылся в мрачных глубинах хогговского жилища. На сей раз я ожидал минуты две, не больше. Бантруо Рейл выскочил первым. Он еще не отполировал свою плешь, и ее густо покрывала копоть. Глаза старого хогга возбужденно блестели. Я заметил, что одет он не по-домашнему, что спешно напялил на себя уличную одежду: ярко-красную куртку, полосатые, сине-зеленые штаны и огромные яичные ботинки.

— Господин архканцлер!

Я соскочил с подножки и пожал руку своему министру. Должен сказать, что рукопожатие обладало магической силой. В Санкструме оно было в ходу, но только обменивались им в своей страте, в своем сословии, а чтобы человек из высшего сословия пожимал руку человеку или хоггу из низшего — такого не бывало, очевидно, отродясь, и мое рукопожатие воспринималось именно как великая милость, когда высший снисходит к низшему.

— Приветствую вас, Бантруо Рейл.

— Я вдруг вспомнил! — Он прищелкнул пальцами. — Большая печатня, огромная, прекрасная печатня была в Университете Больших Наук!

— Тот, где сейчас бордель «Утеха»?

— Все-то вы уже знаете, господин архканцлер! Неужто успели…

— Не успел, но прочитал…

Бантруо Рейл энергично кивнул.

— Да, там замечательный, восхитительный бордель! Университет закрыт, как и все университеты Санкструма, но, может быть, механизмы для печати остались? Они громоздкие, и находились в подвале, и выносить их оттуда — это лишняя морока, да и зачем — коли наверху полно чудесных, прекрасных помещений для услад? К чему подвал тревожить, вот скажите? Как вы смотрите на то, господин архканцлер, чтобы поехать в «Утеху» прямо сейчас?

Конечно же, мы туда поехали!

Глава двадцать первая

И конечно же, «Утеха» находилась на другом конце Норатора. Пришлось снова порядочно растрясти кости в карете. Рессоры в Санкструме уже изобрели, но все равно — поездка по щербатым, покатым, давно не чиненным мостовым начала отзываться болью в пояснице. Да уж, проще на лошади, видимо, ездить… При случае, все же, попрошу Атли обучить меня верховой езде. В Санкструме уметь ездить на лошади примерно то же самое, что у нас — водить автомобиль. И то и другое — полностью утилитарно, необходимо для комфортной жизни. Авто водить я умел, а вот лошадь… Но обучусь не сейчас, а когда прекратится гонка за временем и хватка интриганов на моей шее немного ослабнет.

Мой гаер о чем-то шушукался с дядей Рейлом. Я же уныло разглядывал город через окно. Не радовал меня город. Все в нем вроде было на месте, но слишком много заколоченных лавок, выбитых окон, грязи и мусора, и возбужденно блестящих глаз горожан… Скверная атмосфера. И скоро быть взрыву, если я не смогу наладить жизнь и в городе и в стране… Звучит смешно и инфантильно — наладить жизнь, но все обстоит именно так. Люди ведь терпят лишения до какого-то момента, а потом идут вразнос. Банальнейшая истина, о которой всегда забывают властьпредержащие. У них ведь все хорошо — полны карманы денег, на столе всегда свежая и вкусная пища, в постели — самые дорогие проститутки. Это там, за окнами их особняков — нищета, чума и голодовка…

Как бы самому таким не стать.

Я составил для себя Кодекс внутренней независимости, что-то вроде этической декларации-напоминалки, в пару к списку неотложных дел. Простейшей декларации, но такой, которой жестко решил придерживаться. Итак.

Минимум насилия и только там — где решить проблему без него нереально.

Никаких завоеваний.

Развитие торговли, науки, искусств.

По возможности — договариваться. Договоры должны быть в пользу Санкструма.

Я не диктатор. Я — управленец. Чиновник с гуманными принципами. Я работаю, чтобы Санкструм жил. Это мое основное желание, моя профессиональная ответственность, и — да — вызов моим профессиональным способностям. На посту я не позволю себе злоупотреблений. В противном случае злоупотребления затянут меня в яму, из которой уже не будет выхода. Слишком много раз в мире Земли я встречал таких людей — в конце концов, они просто превратились в живой денежный канал, который пожрал их разум. Алчность — убивает разум. Я не позволю алчности стать моей сутью.

Еще раз. Я — чиновник, управленец. Не более. Если я почувствую, что власть ударяет мне в голову, я сам сброшу себя с небес на грешную землю.

При всем при том я знаю, что человек всегда остается человеком, и мелкие слабости буду себе прощать.

Все.

Мы проезжали через большую рыночную площадь. Мне бросилось в глаза, что половина лотков — пустует, лавки тоже большей частью заколочены. У булочной, чья принадлежность легко определялась по вывеске с парой скрещенных рогаликов, толпилась очередь: никакой парчи и бархата, сплошь бедняцкие одежды, без дыр, но и не яркие, как хвосты у павлинов. Простые люди стоят за хлебом… Черт, знакомая картина. Как и говорил трактирщик — подвоз скверный, хлеб плохой, и того мало…

Я постучал в стенку кареты:

— Останови!

Выбрался вместе с Шутейником. Дядя Рейл остался в карете.

Внутри булочной тоже маялась толпа. У прилавков суетились взмокшие продавцы, выкладывали хлеб с лотков в плетеные корзины. Какая-то женщина закатила визгливый скандал.

Рядом была лавка зеленщика. Народу не в пример меньше, может, потому, что запах в лавке стоял не слишком приличный, а купить толком было нечего. Чувствуя, как на мне скрестились взгляды, я осмотрел стеллажи с почерневшими ящиками, где лежал урожай прошлого года — полусгнившая капуста и такой же лук, мумифицированная морковь, увядшая брюква, и еще какие-то овощи, в общем, все то, чем кормили нас сегодня в «Кружке пива». Бочки с соленьями тоже не слишком озонировали воздух. Старая квашенная капуста воняла аммиаком.

— Нет подвоза от селян, — молвил зеленщик, не дожидаясь расспросов. — Не пускают на кордонах стражники Таленка-бургомистра… Запасы-то у селян есть, есть запасы-то, точно знаю… Старого урожая запасы… И яблочки даже есть, как не быть? Воском протертые, чтобы не гнили, в погребах лежат-полеживают… Вы уж озаботьтесь, господин архканцлер… Того, этого… чтобы запасы подвезли через кордоны… Распорядитесь поскорее! Ить вон как — трактирщиков-то вином, сказывают, уже оделили… А черный мор — что ж, завозить-то можно из деревенек, где мора нет!