Оксана Головина - Тьма и пламя [= Сердце Томарина (с 18-ой по 30-ю главу) + Танец огня)] [litres]

Чувствуя волнение хозяйки, Зиль объявился позади нее, хрипло зарычав, и принялся нервно бить длинным хвостом по дороге. Соран настороженно посмотрел на фамильяра, а потом перевел взгляд на его хозяйку.

– Это Зиль, – представила Трин марага. – Подарок.

– Я рад, что есть кто-то заботящийся о вас.

Она уловила нотку ревности в словах стража. Что ж, Соран многие годы отвечал за нее.

– Я доверяю ему. Он достойный человек, – уверила Трин. – Нам стоит пройтись. Боюсь, что не смогу устоять на месте.

Соглашаясь, воин последовал за хозяйкой, неспешно шагая по притихшему парку. Небо над головой грозовое. Парило… Птицы прислушивались к тихому шепоту природы, носимому теплым ветром. Быть дождю? Или все же распогодится? Хватит с этой земли прошедшего сезона дождей.

– Хорошо ли вы спите, госпожа? – поинтересовался страж. – Не забываете поесть? И вовремя обратиться к замковому целителю, если поранились, не забываете?

– Я помню, Соран, – с теплом отозвалась Трин. – Помню каждое твое наставление. Все, чему учил. И я благодарна твоей настойчивости, поскольку полученные знания не раз меня выручали.

Они все брели, не заметив, как умолкли. Великолепные статуи наблюдали за живыми. За тем, как метались их мысли, как они пытались произнести слова, что непременно ранят, но которые необходимо сказать. Соран силился не хмуриться, приказав себе поддерживать хозяйку показным спокойствием. Но выходило все хуже, и он мрачнел, как тревожное небо над их головами.

Зиль беспокойной тьмой шел следом, увеличившись так, что доходил головой едва не до пояса Трин. Впитывая эмоции хозяйки, он наблюдал за нею горящим взглядом, бесшумно ступая мощными лапами по камням.

– Говори, Соран. – Трин первой не выдержала гнетущего молчания. – Говори как есть.

– Мне искренне жаль, что я не был рядом, когда правда открылась вам, госпожа. И мне жаль, что открылась она таким печальным образом.

– Как давно ты знал эту правду? – Она остановилась, вынуждая и стража встать рядом.

– Всегда, – опустил голову маг.

– Вот как, – горько прошептала Трин. – Сколько еще неизвестно мне, Соран? Кому мне теперь верить?

– Я не мог открыться вам раньше, госпожа. И предпочел бы, чтобы никогда не знали об этом. Но недавно я получил письмо от вашего отца. В нем он поведал о сложившейся ситуации.

– Он писал тебе?

Обида жгучей волной накрыла Трин, болью отзываясь где-то в груди. Отец написал даже стражу! Но проигнорировал все письма, все до одного, что отсылала она. Ни одной строчки с тех пор, как покинула Беренгард.

– Из этого письма я узнал, что́ произошло во время визита короля в академию, – понимая чувства хозяйки, сказал Соран.

– Что же еще писал отец?

– Что вам следует… смириться со своею судьбой.

– Ничего нового, верно, Соран? После всего, что было, это единственное, что я заслужила услышать?

– Госпожа…

– Я чувствую это. Я знаю. Знаю, что больше не вернусь в Беренгард. Именно это и хотел сказать Фемир Синхелм, – ровным голосом проговорила Трин. – И ты тоже знаешь это, Соран. Он ведь не требовал от тебя приезжать в Валмир. Это тебе писал о том, что меня ждет лишь смирение и иного не дано. Ты сам приехал. Проститься. Верно?

– Вы всегда…

– Я знаю. – Она коснулась его рукава. – И всегда буду это помнить. А сейчас прошу твоей помощи. Это последнее, о чем прошу. Помоги понять, кто я, Соран. Расскажи мне все, что ты знаешь о том, как я появилась в Беренгарде. О том, как меня нашли.

Он решился. Говорил долго, прерываясь, чтобы подобрать для хозяйки слова, менее ранящие ее. Трин не перебивала. Шла рядом, глядя на дорогу да на пыльные носки своих ботинок. Слушала, и словно сама вновь оказывалась в тех прошедших днях, объятых пожарами, пропитанных дымом и горечью потерь.

– Юная госпожа была слаба здоровьем с рождения. Казалось, что боги никак не могли решить: оставить ее на этой тревожной земле или укрыть в объятиях великой Лейны. Она долго болела в последний год своей жизни. И однажды настал тот день, когда она смогла освободиться. Когда ее не стало… Разум госпожи Нерайн не выдержал этого горя. Она не могла совладать с собой. Хозяин велел оставить при ней двух самых верных служанок, а всех остальных убрал из замка. Время шло, но госпоже становилось только хуже. Мне казалось, что она уже никогда не придет в себя. Не узнавала ничего и никого вокруг.

Они остановились под огромным деревом и, словно договорившись, прислонились спинами к его стволу. Соран сложил руки на груди и глядел на густую траву у своих ног, где яркими синими пятнами цвел дикий самхель. Он заговорил снова, и Трин была благодарна стражу за то, что избавил от необходимости смотреть в глаза, слушая его.

Ладони ее ощущали сухую шершавую кору, будто покрытую старыми шрамами. Будто ее собственная душа. Она прижалась к дереву сильнее, и тяжелые ветви так символично покачивались по сторонам от нее. Как руки, что отгоняли невидимого врага, того, которого никак не могла разглядеть в своей памяти.

– Битва под Валмиром была решающей в тот год. Именно благодаря одержанной победе мы смогли оттеснить врага к границам королевства. Надежда наполняла наши сердца. Мы верили, что окончание войны близко. Что победим… Королевские войска подступали со стороны окрестных лесов. Это дало нам большое преимущество. Особенно после неожиданного присоединения тех, кто звал себя томаринскими разбойниками. Мало кто из них обладал магией. Но и без нее они устрашали словно призраки, являясь среди леса.

Своего предводителя они звали Брозом – бессмертным. Так называлась местная птица, которой приписывали это качество. Вроде как и огонь ее не берет. Возрождается, сколько ни пытайся убить. Томаринцы эту птицу рисовали на теле, как знак принадлежности к разбойничьему клану. Броз был единственным среди разбойников – стихийником огня. Сильным, надо признать.

Конечно, и речи быть не могло о том, чтобы полностью доверять друг другу. Это было некое зыбкое временное перемирие или союз, объединивший нас перед общим врагом. Но я все же был склонен верить, что дрались томаринцы с честью, не уступая нашим воинам. Хотя и прятали свои лица за масками, по понятной причине.

Но под конец нечто изменилось. Нам объявили, что едва враг стал отступать, как разбойничий клан прервал перемирие и атаковал королевские войска на территории леса. Все горело… Небо было черно от дыма. Я не возьмусь сказать, сколько томаринцев пали в том бою. Как и до сих пор не могу понять причины их предательства. Мы не собирались нарушать перемирие. И вскоре покинули бы эти земли. В ту пору не до разбойников было. Да и разумно ли выступать против отряда огнетворцев, который тогда числился в подчинении хозяина? Многие томаринцы были убиты…