Оксана Головина - Тьма и пламя [= Сердце Томарина (с 18-ой по 30-ю главу) + Танец огня)] [litres]

Бранта заманили в смотровую башню, обещая обсудить вопрос с отменой испытаний. Обманом вынудили прийти туда и Дэнвея. Расчет был на то, что погибнут оба, и впоследствии обвинят старшекурсника, который не смог обуздать свою силу. Но вмешался Шамус, преподаватель. Фергасу с Синхелмом пришлось геройствовать, изображать, что спасали и друга, и первокурсника.

А потом первым делом сами же обвинили Дэнвея в убийстве. Преподаватель подтвердил их слова, поскольку боялся за свою шкуру, ведь он и ранее покрывал действия своих студентов. Дэнвея исключили из Арда и взяли под стражу. Должен был состояться суд. Король потребовал, чтобы он проводился в столице. Поэтому в Деспин отправили конвой, сопровождавший твоего отца, Трин. Спеша выполнить повеление Ламона, выбрали дорогу через горы, чтобы существенно сократить путь.

Именно там была совершена вторая попытка избавиться от Дэнвея. Боясь, что на суде правда откроется, либо сами Синхелм и Фергас, либо кто-то из их отцов подкупили конвоиров. Заключенный на время лишался магической силы, поэтому справиться с ним несложно. Но вновь вмешалась судьба. Той же тропой следовал торговый обоз, показавшийся отличной добычей для разбойников из клана йерийцев. Посчитали так и томаринцы, с которыми враждовали местные. Никто не желал делить добычу, и завязался бой.

Йерийцы не щадят никого. Грабя, они убивают всех, даже если в этом нет особой необходимости. Такова их мерзкая суть. Я не оправдываю свои действия или своих товарищей. Но томаринцы чтят свой кодекс. Мы убиваем, лишь защищаясь. Нам нужна добыча, а не чужая жизнь. Некоторые из обозников взяли с собой семьи. И бой принял иной оборот. Мой старший брат Калваг пытался защитить женщин и детей. Твоему отцу удалось освободиться, и он присоединился к нам. Дэнвей не мог использовать силу из-за ее блокады, но и так сражался достойно. Он был серьезно ранен, и после окончания боя Калваг велел забрать его в лагерь.

Тогда мы посчитали его простым преступником, который ждал суда. Никто из нас не обладал и каплей магии. Потому сами не додумались освободить Дэнвея от артефакта, лишавшего его силы. Рана была тяжелой. Он долгое время не приходил в себя. Многие считали, что скоро боги приберут его душу. Но Сария верила. Всегда верила. Ухаживала за ним. Полюбила того, чьего имени не знала.

А как-то в бреду Дэнвей попытался сорвать крепившийся на шее артефакт. Сария рискнула снять его. А затем успела выбежать из хижины. Все сгорело. Дотла. Как факел. Все решили, что чужаку конец. Но он выжил. На наших глазах буквально восстал из этого пепелища. Так и получил имя Броз.

Вернуться он не мог. Сердце отца не выдержало, и он уже покинул этот мир. А мать была очень слаба. Дэнвей тайно проник в собственный замок, в Томарин. Успел проститься с нею. Бедняжка ушла спокойно, зная, что единственный сын жив. И тогда Дэнвей исчез окончательно. Появился томаринец Броз. Остался с нами в клане. Взял в жены Сарию, которая подарила нам тебя, Трин. Ты родилась на рассвете, в тот день, когда яльмары сбрасывают свои лепестки, зажигая томаринский лес. Твой отец всегда говорил, что сама природа празднует твое рождение. И пусть это было недолгое время, но он был счастлив. А затем пришла война…

Яр умолк, оттянул душивший его ворот чужой рубашки. Был бледен как тень, что только усиливали темные синяки. Говорить о годах войны с вердианцами он не хотел. Не хотел вновь бередить раны. Ни свои, ни Трин. Но должен завершить свой рассказ, чтобы закончить с этим.

– Никто из клана не знал настоящего имени Дэнвея. Только мой брат, а впоследствии и я. Для всех он был Броз. Стал нашим вожаком. Вел нас в бой. Мы пытались помочь близлежащим деревням. Прятали в лесах детей и женщин, поскольку вердианцы выжигали все дотла. На защиту Валмира и окрестных земель были присланы королевские войска. С ними прибыл и «бессмертный отряд» Синхелма. Люди уже слагали легенды о его подвигах. Воспевали убийцу. Что хотели видеть, то и получали. Броз приказал поддержать войска, поскольку леса принадлежали нам. Эту территорию никто не знал лучше нас. И я не собираюсь утверждать, что всякий воин короля был подлецом или трусом. Это были достойные воины. И мы сражались достойно.

Пока в один роковой день Синхелм не узнал под маской Дэнвея. Он объявил своим людям, что мы предали их. Что напали первыми. Что мы могли противопоставить огнетворцам? Синхелм не знал, кому еще была известна правда о том, кто такой Дэнвей. Боясь разоблачения, он приказал уничтожить всех, кто мог стать свидетелем. Всех… Твой отец был силен и бесстрашен. Но старая рана всегда давала о себе знать. Враг оказался сильнее… Он сделал все, что мог. Я хочу, чтобы ты знала об этом, Трин. Твой отец сделал все, что мог.

– Я знаю, – глухо произнесла она.

– Выжить удалось только мне и Калвагу. Только мы знали правду. Пусть никто не станет слушать разбойников. Наш голос не имеет силы. Но ты будешь знать, что Райан Дэнвей не был убийцей и предателем. Он был достойным человеком. И погиб как герой. Позже я отведу тебя на могилу родителей, Трин.

– Так имя Дэнвея – Райан? – Она поднялась с кресла, чувствуя, как заколотилось сердце в груди.

– Верно, – кивнул Яр.

– Все звали его лишь по фамилии. Но Райан Дэнвей… Инициалы… – Трин почувствовала, что задыхается. – Р. Д. – это его инициалы.

– О чем ты говоришь? – придержал ее за руку Кристиан, когда она бросилась к двери.

– Пожалуйста! Я должна увидеть его! – Трин высвободилась, выбежав из комнаты в коридор. – Должна увидеть его…

Эти шаги он узнал бы из тысячи… Бежала по коридору, затем по ступенькам лестницы. Сбивалось дыхание… Опять попала в неприятности? Или спешила поделиться радостью? Задать вопрос, на который он мог ответить только мысленно? Или просто бежала мимо, убегая или догоняя, но всегда неизменно улыбаясь ему или махая рукой.

Шаги замерли за его спиной, и Лейтон, стоявший в пустом зале у лестницы, понял, что в этот раз шла к нему. А стоило обернуться, как понял и причину.

Трин остановилась возле него, не говоря ни слова, будто также утратила эту возможность. Глаза говорили за нее, наполняясь горьким огнем и горячими слезами. Сдерживать их не стала, казалось, что даже не замечала, как те бежали по щекам.

Поняла. Знала. Была ли зла за ложь? Испытывала отвращение к его облику? Простит ли за то, что тогда не справился? Он хотел бы спросить. И слова едва не срывались с губ. Но прекрасно понимал, что и так нарушил договор с некромантом, обратившим его ардовским умаем. Вот и сейчас, не в силах совладать с чувствами, нарушал очередной запрет…

Глядя на стоящий перед нею призрак, Трин решилась протянуть руку и коснуться его лица. Будто повинуясь неизвестной ей магии, свечение вокруг умая бледнело, таяло, являя истинный облик. Тот же образ, единственный, который она сейчас помнила. Волосы падали спутанными прядями на лоб, скрывая подсохшую рану. Лицо покрыто гарью, только карие глаза так знакомо наливались теплым светом, словно мужчина действительно был жив. Одежда в пепле и потемневшей крови. Он был так реален сейчас. И так хотелось, касаясь его лица, стереть эту кровь, эту гарь. Стереть все.