Маргарита Дорогожицкая - Стихия страха

— Обождите! — вырвалась от меня Лидия. — Почему опять? Кто еще поранился?

Парень даже не оторвался от своего занятия, гремя инструментами:

— Да постоянно кто-нибудь из профессоров. Вчера профессор Грано, бедолага, приходил, руку рассек до крови, когда опять забыл про сломанную ступеньку и упал.

— Вот видите, госпожа Хризштайн, — сказал я, усаживая Лидия на скамью. — Всему нашлось объяснение.

— А когда это было? — не унималась она. — В котором часу он приходил?

Ассистент уже сложил инструменты и теперь взвешивал внутренние органы, укладывая их сначала на весы, потом отправляя в банки и аккуратно подписывая содержимое.

— Так у него лекция закончилась, он стал спускаться, оступился на этой треклятой ступеньке, а сюда значит пришел… 1750 грамм — печень…

— Что?

Я взял спирт и чистые тряпки, вернулся к Лидии и опустился перед ней на колено.

— Да, пришел где-то в двенадцать. Да, точно, он торопился, сказал, что его ждет кто-то…

— Кто?

— Не сказал… 290 грамм — сердце…

Мне необходимо убедиться, что это всего лишь обычная рана, что Лидия просто неудачно упала, возможно, как и профессор Грано. Ведь не может быть правдой, чтобы…

— Да сидите спокойно! — наплевав на все правила приличия, я откинул подол ее юбки, взялся за изодранный сапог и стянул его. И ошеломленно застыл. Тонкий чулок был порван, на нем запеклась кровь, а на бледной коже отчетливо были видны… глубокие следы зубов. Как с такой раной возможно вообще ходить? Я даже провел пальцами, чтобы убедиться, что сам не схожу с ума. Откуда? Если допустить, что она себя накрутила настолько, что внушила себе укусы, то… Это могло бы быть правдой, случаи самовнушения часто наблюдались среди помешанных, но… Откуда тогда порванная кожа на сапоге? Если Лидия способна так влиять на материальный мир, не значит ли, что она уже…

— Господин инквизитор, вы долго будете разглядывать мои колени? Не то чтобы я была против… У вас удивительно горячие руки, такие приятные…

Я поднял на нее глаза.

— Как вас могла покусать несуществующая собака?

— Почему же несуществующая? — Лидия загадочно улыбнулась. — Один знакомый магистр как-то сказал, что в этом мире существует все, что способен вообразить человеческий разум. Раз я ее видела и верила в ее существование, значит, эта псина была вполне реальна…

— Нет, — покачал я головой, выливая спирт на тряпку и яростно оттирая запекшуюся кровь. Лидия зашипела от боли, но смолчала. — Это значит только то…

Я осекся, подбирая слова.

— Значит лишь то, что вы превращаетесь в колдунью. Только они могут влиять на материальный мир подобным образом, претворяя безумные кошмары в действительность. Вы понимаете, что вам становится все хуже? — закончил я в отчаянии.

— Господин инквизитор, вы так и не поняли сути колдовства… — Лидия недовольно поморщилась, когда я перехватил ее ладонь и вытер пальцы, которыми она ковырялась в ране. — Колдун, переступая грань, теряет все человеческое, в том числе и сомнения, понимаете? Он уже не различает, где действительность, а где его безумный вымысел. Он не знает сомнений, поэтому его вера в собственные фантазии становится бесконечной… И даже равной в пяти… — она истерически хихикнула, когда я крепко заматывал ее лодыжку. Мне сделалось ясно, что ей все-таки удалось добыть книгу по запрещенному языку.

— Не смейте богохульствовать! — осадил я Лидию, тяжело опираясь на ее колено и вставая на ноги. — Идемте!

— Но это правда… Вера колдуна в собственные силы настолько велика, что она… заражает и других. Они тоже начинают верить в его безумства, весь мир вокруг колдуна сходит с ума вместе с ним… И чем больше людей боятся, тем сильнее становится колдун. Совсем как ваш Единый! Знаете, чему меня научил Антон? — спросила Лидия, даже не подумав встать. — Он так отчаялся, мучаясь с моими видениями, что придумал очень простую вещь.

— Какую?.. — невольно вырвалось у меня.

— Он научил меня сомневаться. В реальности происходящего. Знаете, сколько раз на дню я задаю себе очень простой вопрос — а реально ли то, что меня окружает? Раз сто, не меньше. Вот и сейчас я смотрю на вас, господин инквизитор, и задаю себе тот же вопрос. Действительно ли я вижу именно вас, или это мой вымысел? Вы слишком красивы и глупы для инквизитора… Но Антон говорит, что вы существуете. Кстати, может, вы вовсе не так красивы? Надо будет у него уточнить… Может, на самом деле вы безобразны, может, я только придумала эти блестящие волосы, длинные ресницы… — Лидия потянулась к моему лицу, вставая со скамьи.

Удивляясь вывертам ее больного сознания, я досадливо отмахнулся, взял ее под локоть и потащил к выходу. Только она не унималась.

— Как думаете, почему колдунов сжигают? — я вздрогнул от ее вопроса и замешкался. — Думаете только для того, чтобы развеять прах по ветру? Отчасти да, ведь их останки пропитаны злобным безумием, что отравляет все вокруг. Но на самом деле это делается, чтобы искоренить страх. Страх в сердцах людей, которые стали свидетелями силы безумия. А может и нет… — Лидия опять рассмеялась и вырвала руку. — Я думаю, колдунов сжигают для того, чтобы посеять другой страх. Страх перед Единым и его слугами. Ведь ваша вера тоже зиждется на страхе. Страхе наказания за грех. Как думаете?

Я не выдержал, остановился и встряхнул ее.

— Прекратите нести чушь! Вы все ближе к черте, неужели сами не видите?

— Я знаю, что там, в кабинете профессора, я видела псину. Я знала, что она всего лишь мара, ведь поведение ректора не изменилось. Знала… Но… — Лидия прикрыла глаза, в которых угасало безумие. — Но я также знала, что для меня она была настоящей. И для профессора она была реальной. Слишком сильное колдовство впитывается в людей, в окружающие предметы. Безумие лишь ждет подходящего часа, чтобы заявить о себе… И вы правы, оно заразно…

Я похолодел от ее слов, вспомнив про Софи и проклятие ее прадеда. Можно сколько угодно закрывать глаза на безумный бред Лидии, но до сих пор она не ошибалась в том, что касалось колдовства.

— А как же тогда проклятие? — спросил я и тут же пожалел.

— Какое проклятие? — недоуменно уставилась на меня Лидия. — О чем вы?

— Проклятие существует? Если колдун проклял кого-то, как долго оно может существовать? — отступать уже все равно поздно.

— Существовать может что угодно, господин инквизитор. Тем более, проклятие. Только почему вы вдруг о нем заговорили, а? — она прищурилась, глядя на меня.

— Если колдуна сожгли, разве не должно проклятие развеяться вместе с его прахом?

— Вовсе нет. Если колдун был сильным, если слишком много людей его боялись, если его безумие впиталось в их сознания или в подходящий материальный символ, то будьте уверены, рано или поздно оно проявится. Обязательно найдется тот, кто поверит в него, кто испугается его силы, и тогда оно окрепнет, наберется сил и заявит о себе…