Маргарита Дорогожицкая - Стихия страха

Я взял в руки зеленый потрепанный дневник, но профессор проворно его у меня выхватил.

— Тут личное! — неожиданно резко выпалил он. — Клянусь. Материалы по хризопразовой святыне находятся в среднем ящике. Там все.

Я лишь покачал головой, но полез в ящик разбирать его содержимое.

— Профессор Грано тоже боялся собак. Полагаю, страх Луки воплотился и убил профессора. А вот то, что вы покрывали слугу, создавая ему алиби, не красит вас. Из-за него в пожаре погибли дети…

— Господи! — вдруг заломил руки профессор и упал в кресло. — Клянусь вам, Лука не виноват. Позвольте, я докажу вам. Пойдемте.

— Куда?

— В Зеленый зал, куда же еще. Вы же были там? Видели надпись? Там остальные документы. Вы ищете колдуна? Я знаю, кто это.

Я нахмурился из-за уверенного тона профессора.

— Если вы знали, кто колдун, то почему не сообщили раньше?

— Я опасался, что вы мне не поверите, — печально ответил профессор, ухватил меня за руку и потащил за собой. — Ведь вы кажется позволили себе увлечься этой особой…

— Что? — я остановился, вырвав руку. — Кого вы имеете в виду?

— Лидию Хризштайн, конечно. Это ведь она…

Профессор ласково коснулся моего плеча и печально вздохнул:

— Да, голубчик, с женщинами всегда так. Фарид, скажи Луке, пусть приготовит отвар к моему возвращению, чувствую, сегодня я буду плохо спать…

Я шел за профессором в Академию, не в силах собраться с мыслями. Лидия никак не может быть колдуньей… Но… Сгорел именно склад того купца, что отказался ей платить… А когда горел детский приют, она так удобно оказалась рядом… Откуда? Как узнала? А профессор Грано? Укусы на ее ноге… ведь я сразу заподозрил, что она сама себя накрутила настолько, что перешла грань действительности… Господи, не может быть! А если… Если она попросту не помнит, что творила? Ведь у нее случалось такое раньше… Неожиданно всплыли в памяти слова Тени… Рисунок, что и так уже лежит, лежит дома… Лидия уже видела инталию, поэтому так и отреагировала?.. Но зачем привлекать столько внимания? Чего она пыталась добиться? Нет, я не верю, не хочу верить!..

Я даже не заметил, как мы спустились на нижние этажи. Братья послушно шли следом, неслышно ступая в тени. Профессор между тем рассказывал историю святого заступника Тимофея, но я его почти не слушал, пытаясь справиться с отчаянием.

— И после того, как снизошла божественная мудрость на брата Тимофея, стал он ее записывать. По легенде, испытание мудрости, одно из необходимых для достижения Источника, состоит в том, чтобы войти в храм мудрости. Я, как и многие исследователи, склонен полагать, что это аллегорический призыв прочесть и познать всю мудрость, заключенную в книгах заступника. А на этой святыне есть доселе неизвестные строки, написанные рукой святого, и кто знает, что еще скрывается под поздним слоем…

Профессор уверенно стал зажигать жаровни, продолжая свой рассказ.

— Профессор Камилли, зачем вы приходили к отцу Валуа? — оборвал я его словоизлияние.

Профессор вздрогнул и уронил огниво. В зале было очень холодно, но даже огонь шести жаровен был не в силах прогнать могильный ужас этого места.

— Я приходил? — чуть удивленно переспросил профессор. — Честно говоря, не припомню. Что поделать, рассеянным стал, старость подбирается…

Мне вдруг сделалось очень тревожно, я оглянулся на братьев, их присутствие немного успокаивало. Надо было оставить кого-нибудь из них сторожить Луку. Я все меньше и меньше верил, что Лидия может быть колдуньей. Да, она безумна, она даже могла пойти на преступление, но… Она бы не стала… Или стала?.. Сомнения опять заползли в душу ледяной змеей.

— Разве это не божественное чудо? — с придыханием в голосе восхитился профессор, указывая на инталию. — А госпожа Хризштайн только и делала, что выспрашивала меня о нем.

Лидия говорила лишь о фресках, про инталию узнала от меня. Кто из них врет?

— … Она жадная и порочная особа. Пыталась отобрать книгу об Источнике, а теперь оговорила меня в ваших глазах…

В голосе профессора было столько искренней горечи, что я опешил и опять засомневался.

— Милый мой голубчик, если бы вы только знали, как я стремился вернуться сюда… У меня ведь почти получилось, я научился врачевать израненные души… Люди слепы и глупы, чтобы понять все… Но мне так хочется, чтобы вы осознали величие замысла, стали моим последователем…

— Здесь приносились человеческие жертвы, — тихо сказал я. — О каком величии можно говорить?

— О величии забвения… — вдруг грустно улыбнулся профессор и кивнул кому-то за моей спиной. — Ты задержался, Фарид.

Я резко обернулся, потянувшись за клинком, но в следующий миг меня накрыла темнота…

Когда я пришел в себя, то первое, что увидел, были тела. Трое послушников лежали бездыханными, на их лицах застыло немое удивление. На клинке Фарида алела кровь. Я дернулся что есть силы, и веревка впилась мне в запястья. Руки были связаны за спиной и привязаны к жаровне, намертво вмурованной в каменное основание. Голова гудела, но я попытался встать на негнущихся ногах.

— Какого демона?!? — прохрипел я, не в силах отвести взгляда от крови под телами братьев. Лучшие бойцы ордена… Темные кляксы расползались под ними, собираясь в ручейки…

К горлу подкатила тошнота, запах свежей крови и острая вонь смерти, такая болезненно знакомая, что вызывала страшные воспоминания…

— Не волнуйтесь, голубчик, — ласково сказал мне профессор и кивнул охраннику. — Фарид, убери здесь, проявим уважение к несчастным.

Охранник бесстрастно кивнул и легко подхватил тело одного из братьев, нырнув вместе с ним… в пустоту, скрытую за пустующими книжными полками. Господи Единый, да ведь это же камеры, самые настоящие клетки… или схроны… или…

— Профессор, ваш охранник только что убил трех братьев ордена святого Тимофея. Вы понимаете, какая кара за это грозит? — выговорил я, тщетно пытаясь отвести взгляд от мертвого лица брата Ксавьера, старшего из тройки.

— Мне действительно жаль… — грустно ответил профессор.

Фарид споро убирал тела и даже вытер с пола кровь одеянием одного из братьев. Разум отказывался воспринимать страшную действительность. Профессор приблизился ко мне.

— Но я уверен, что вы меня поймете. Вы знаете, в чем заключается величайшая божественная мудрость? В забвении, голубчик, в способности забыть и очистить разум от лишних страданий. Если бы я только познал эту истину раньше, то мой мальчик, мой возлюбленный Кристофер был бы жив… Я бы смог его спасти. Я пытался его забыть, но увы…

Профессор приблизился и погладил меня по щеке, его взгляд был безумным. Я отшатнулся, больно вжавшись спиной в кованую жаровню.

— А вы так на него похожи… Такой же точеный нос, гордый излет бровей, такие нежные губы… Только у него были зеленые глаза… А у вас темные… — профессор вдруг обнял меня за шею и попытался поцеловать. Я в ужасе замотал головой, отчаянно пытаясь вырваться.