Екатерина Горина - Морок [СИ]

Казимир жадно хватал воздух, пытаясь подняться с земли.

— Прос. али? — уточнил он, отдышавшись.

— Хум… Хум… - затянул Богдан.

— Хуммм… — подхватил Ярослав.

— Не-не-не, — засмеялся Казимир. — Второй раз не пройдёт. Тут изворачиваться надо. Будете меня отпевать. Только тянуть нам нельзя. Богдан, свечи сделаешь?

— Уже! — Богдан держал пару дюжин свечей в руках.

— Зажигай! — скомандовал Казимир. — Ярослав, отпевать будешь. И запомни! Как Богдан лича взглядом поймает, ты нишкни. Только светом коридор строй, чтобы лич сам в себя мог глядеть. Ни моргнуть нельзя Богдану, ни взгляд отвести. Не вздумай перед глазами кому рукой-то опять водить, ещё раз — поймать лича можно только взглядом, так что ты глядеться в глаза не мешай. Эта тварь быстрее мысли. Понял?

Ярослав кивнул. Казимир снял ботинки, улёгся на земле, сложив руки на груди крест-накрест. Маги уложили на глаза старика монеты.

Ярослав сел на колени с левой стороны старика и стал раскачиваться вперёд и назад. Сначала это были небольшие покачивания, но вскоре он уже почти носом доставал земли. В этот момент он начал причет:

— Ы-ы-ы, — гудел Ярослав, будто рыдал. — Ы-ы-ы.

Всё это выглядело так натурально, что Богдан взаправду пустил слезу:

— И на кого ты нас покину-у-ул.

Ярослав обошёл кругом трижды тело старика и сел с правой стороны, символически хлопая его по щекам, будто пытаясь разбудить:

— Проснись, проснись, проснись, — повторял он.

Богдан тихонько подвывал, не спуская взгляда с глаз старика. Монеты посверкивали в пламени свечей. Тьма вокруг них замерла, будто в знак соболезнования утратившим товарища.

Ярослав снова трижды обошел покойного и сел слева.

— Ы-ы-ы, — завыл он.

— Ы-ы-ы! — завыл лес в ответ на голос Ярослава.

Вскоре вой раздался по всей округе: звучал и вблизи, и вдали.

— Что это? — испугался Богдан.

— Так лисица лиса сватает, не отвлекайся, — шикнул на него Ярослав.

— Ы-ы-ы, — повторил он снова, после чего обошёл покойника трижды, встав у его ног. Там он набрал в горсти земли и бросил трижды ею на тело.

Все вокруг смолкло. Тени заходили, мелькнуло что-то белое. Ещё раз. И снова. Чьи-то длинные белые руки тянулись по земле к телу Казимира.

Вой раздался снова, совсем близко. Множество бескровных узловатых пальцев из тьмы ползли к голове старика. Ярослав бросил в них монеты:

— Этого ещё не хватало. Поверили, видать, что помер-то… Мало шишигам Веньки, они и старика прибрать хотят…

— Ярушка, гони их, я не помощник сейчас тебе, нам бы лича поймать, а эти нам не к месту сейчас, мы их тут не ждали. А ну как они лича взглядом перехватят или между нами встанут. Ведь всё прахом пойдет…

Ярослав кивнул, перевёл дух и снова начал траурный обход. Осторожно, стараясь не ступать на тянущиеся отовсюду руки, он зашёптывал землю и бросал её в непрошенных гостей. У левого плеча старика он завозился, и невесть откуда высунувшиеся лапы дернули Казимира из света в тьму так, что голова старика оказалась теперь невидна для Богдана.

— Ярослав! — тут же завопил Богдан. — Потерял! Голову утащили!

Ярослав тут же подсветил то место, куда оттащили тело, но на плечах не было его головы, вместо нее к кровавым плечам был приложен большой серый валун.

— Ярослав! — снова закричал Богдан.

Товарищ смотрел на него чёрными непрозрачными глазами и улыбался.

— Поймал, — облизнулся он, глядя в упор на Богдана.

— Ярушка, да что ж это? Казимир ведь говорил, что ничего не сделает нам лич. Попугает только?

— А я и не делал ничего, — отозвался товарищ.

— А деда-то кто?

— А разве я? Вы его оплакивать начали, а шишиги-то его давно ждут.

— А Ярослава за что?

— Ничего с твоим Ярославом не будет. Фунфурик отдай. Баш на баш. Ты мне душу, я тебе душу. Уговор?

— А Казимир говорил, что ты не пощадишь… — не отрываясь смотрел Богдан на своего бывшего товарища.

— А Казимир говорил, что ничего не случится, — передразнил его Ярослав.

— Тоже верно, — не спуская глаз с него, проговорил Богдан. — Казимир говорил, что в лесу закопал фунфурик-то…

— Где? — хищно улыбнулся Ярослав.

— Не-ет, — хитро протянул Богдан. — Так не пойдёт. Откуда я знаю, что ты меня не убьёшь после того, как я тебе скажу.

— Не убью, правда, — рассмеялся Ярослав.

— Ты мне в залог что-нибудь да дай, — продолжил Богдан.

— Что ж я тебе дам, у меня ни души, ни за душой, сам знаешь…

— Ну тогда и говорить не о чем, — осмелел Богдан.

— Ты ведь моргнешь или заснешь, — злился Ярослав. — А тогда тебе крышка. И Ярослава точно не вернёшь уже никогда…

— Там он, бери иди! — не выдержал Богдан и указал пальцем за спину Ярослава, опуская вниз глаза, будто чувствуя себя виноватым.

Ярослав развернулся и тут же упал на землю плашмя. То, что было им только что рассыпалось и разошлось чёрным дымом. Лес оглушил пронзительный крик.

— Попалась, язва! — победно крикнул Богдан, глядя, как лич уставился на собственное отражение в зеркале.

— Провел, недотёпа. Уж от тебя не ожидала! — зло фыркнуло существо.

— То ли ещё будет. Где твоя душа, я не знаю, и искать не буду, где её тут старик закопал. Так что стой тут, пока не сдохнешь, а я вокруг зеркал побольше поставлю, ну, чтоб наверняка…

— А сам куда пойдёшь-то?

— В замок, куда мне теперь ещё…

— Нельзя тебе в замок, тварей за собой приведёшь, королеву погубишь…

— Ну, что ж, раз по-другому нельзя, придётся королеву погубить, тут уж выбор или я, или королева, — усмехнулся Богдан. — А ты, смотрю, сдулась? Тьма-то отступает. Мне по свету-то всё удобнее идти. Ладно, не хворай!

Мгла, и правда, начала отступать, лес снова наполнялся птичьими голосами. На душе Богдана повеселело, он направился к замку, где ещё оставались в живых его друзья.

Богдан спешил, не особо глядя под ноги. Взгляд опускать вниз было всё ещё страшновато, вдруг — там эти страшные белые руки плакальщиц, утащивших Казимира. Ещё одно страшное воспоминание, которое гнало его от этих мест — страшные, кривые грязные с длинными, крепкими, чёрными, грязными ногтями пальцы, разрывавшие тела Казимира и Ярослава, тянущие из них жилы. Мерзкая вонь откуда ни возьмись вылезших трупоедов, роющих землю в поисках «свежатинки», из-под ногтей которых струился гной, перемешанный с жировоском мертвецов, раздавленными червями и застрявшими под ними усиками мокриц. Казалось, достаточно коснуться такой руки всего едва и тут же постигнет смерть от яда, скопившегося на ней. Было только одно желание — убраться подальше из этих мест. Свинтить, убежать, умчаться, не оборачиваясь. Хотя, если бы он обернулся, то увидел бы, как за ним след в след тянется целая армия костяков и некрисей, упырей и прочей нежити, аккуратно ступающих, не ломая ни одной ветки, не спугнув ни единой птицы.