Кристофер Мур - Грязная работа [litres]

Ожерелье с цветками кабачка светилось тускло-красным, и в груди у Чарли разбух печальный вздох. Он обнял мать, под ладонями ощутил кости ее спины и лопатки, нежные и хрупкие, как у птицы. Едва увидев мать, Джейн попыталась сдержать всхлип, но удалось ей только издать какой-то болезненный фырчок. Она упала на колени у материной кровати.

Чарли понимал, что, вероятно, глупее вопроса умирающему задать нельзя, однако спросил:

– Ну как ты, мам?

Она похлопала его по руке.

– Не повредил бы “старомодный”. Мне Бадди ничего не дает выпить, потому что во мне алкоголь не держится. Вы познакомились с Бадди?

– Похоже, он приятный человек, – ответила Джейн.

– Очень. Хорошо ко мне относится. Мы просто друзья, вы же понимаете.

Чарли перевел взгляд на Джейн, та подняла брови.

– Все в порядке, мы знаем, что вы живете вместе, – сказал Чарли.

– Живем вместе? Мы? Ты за кого меня принимаешь?

– Все нормально, мам.

Мать отмахнулась от этой мысли, как от мухи.

– А как эта твоя евреечка, Чарли?

– Софи? Она отлично.

– Нет, не то.

– Что не то?

– Не Софи, какое-то другое имя. Хорошенькая такая – ты ее вообще-то недостоин.

– Ты имеешь в виду Рейчел, мам. Она умерла пять лет назад, помнишь?

– Ну, она тут ни при чем, правда же? Ты был такой милый в детстве, а потом даже не знаю, что с тобой произошло. Ты помнишь?

– Да, мам. Я был милый.

Лоис посмотрела на дочь.

– А ты, Джейн, ты нашла себе приличного человека? Мне страшно подумать, что ты до сих пор одна.

– Мой Единственный еще не появился, – ответила Джейн, мотнув Чарли головой – дескать, “валим на экстренное совещание”, – этот жест она оттачивала при матери с восьми лет.

– Мам, мы с Джейн сейчас вернемся. Можно позвонить Софи, ты с ней поговоришь, хочешь?

– Софи – это кто? – спросила Лоис.

– Твоя внучка, мам. Помнишь – красивая малютка Софи?

– Не глупи, Чарлз, я еще не такая старуха, чтобы стать бабушкой.

В коридоре Джейн порылась в сумочке и нащупала пачку сигарет, но не сумела решить, надо закуривать или нет.

– Святый свинговый боже в горошек, что все это за поеботина?

– Ее накачали морфием, Джейн. Ты почувствовала, там острый запах такой? Это ее потовые железы стараются вывести из организма токсины, которые обычно фильтруются почками и печенью. Органы у нее уже – отказывают, а это значит, что много ядов поступает в мозг.

– Откуда ты знаешь?

– Читал. И послушай, она в реальности никогда толком и не жила, сама же знаешь. Лавку она терпеть не могла, папину работу ненавидела, хоть та ее и кормила. Она не переваривала его мании все собирать, хотя сама была той еще коллекционершей. И вся эта – белиберда, мол, Бадди тут не живет, – она всего-навсего пытается примирить ту, кем всегда себя считала, с той, кто на самом деле.

– Мне поэтому до сих пор хочется заехать ей в морду? – спросила Джейн. – Это неправильно, да?

– Ну, мне кажется…

– Я кошмарная скотина. Мать умирает от рака, а я по-прежнему хочу дать ей в морду.

Чарли обнял ее за плечи и повел к выходу из дома, чтобы она покурила на крыльце.

– Не суди себя так жестко, – сказал он. – Ты делаешь то же самое – стараешься примирить всех тех мам, которыми была наша. Ту, которой тебе хотелось, ту, которая была с тобой, когда ты в ней нуждалась, и ту, которая тебя не понимала. Большинство из нас не живет с единой, совокупной личностью, видимой остальному миру, мы – целый букет личностей. Когда человек умирает, все они собираются в одну душу – в суть того, кто мы есть, и плевать на разные личины, которые мы всю жизнь носим. А ты просто ненавидишь те личности, что ненавидела всегда, и любишь те, которые всегда любила. Неудивительно, что у тебя в голове бардак.

Джейн остановилась и отступила от него на шаг:

– А почему тогда у тебя в голове бардака нет?

– Поди знай. Может, из-за того, что я пережил с Рейчел.

– Так ты думаешь, когда кто-то скоропостижно умирает, случается примирение личностей?

– Этого я не знаю. По-моему, тут вряд ли сознательный процесс. Может, сознательный он больше для те-бя, чем для мамы, – понимаешь? Тебе кажется, ты должна что-то исправить, пока она еще жива, и это очень раздражает.

– А что бывает, если в ней всё целиком перед смертью не соберется? А если не соберется во мне?

– Думаю, тогда выпадает еще один шанс.

– Честно? Вроде реинкарнации? А как же Иисус и прочее?

– Мне кажется, там много чего в книгу не попало. Ни в какую книгу.

– Откуда в тебе все это? У меня никогда не создавалось впечатления, что ты уж очень духовен. Ты со мной даже на йогу ходить не захотел.

– Я не хожу с тобой на йогу, потому что деревянный, а не бездуховный.

Они дошли до двери, и, когда Чарли ее открыл, раздался “чвак”, словно это дверца холодильника. Выйдя на крыльцо, Чарли понял, в чем дело, – их окатило волной стодесятиградусной жары.

– Боже, ты что, дверь в преисподнюю случайно открыл? – спросила Джейн. – Мне курить – необязательно. Заходим, заходим, заходим. – Она втолкнула – Чарли внутрь и закрыла дверь. – Это гнусно. Почему люди – живут в таком климате?

– Я не понял, – сказал Чарли. – Так ты опять куришь или нет?

– На самом деле – нет, – ответила Джейн. – Только по одной, когда стресс. Это как Смерти нос показывать. Тебе так никогда не бывало?

– Сплошь и рядом, – сказал Чарли.

Вечером Джейн и Чарли отправили сиделку домой, а сами поделили ночь на дежурства – по четыре часа у постели Лоис. Чарли давал матери лекарства, отирал ей рот, кормил тем, что она способна была принять, – теперь уже главным образом глоток воды или яблочного сока – и слушал ее жалобы: она растеряла и привлекательность, и вещи, до рождения Чарли была красоткой, любую вечеринку собой украшала, ей поклонялись – такое нравилось ей больше, нежели работа – матери и жены, а также все прочие личины, – которые носила она всю жизнь. Порой Лоис обращала внимание и на сына…

– Я тебя маленьким любила. Брала тебя в кафе на Северном пляже, и все над тобой просто курлыкали. Ты был такой милый. Красивый. Мы оба красивыми были.

– Да понятно.

– Помнишь, как мы выкинули все хлопья из коробок, чтобы ты подарок вытащил? Кажется, маленькая такая подводная лодка? Помнишь?

– Помню, мам.

– Тогда мы дружили.

– Дружили.

После этого Чарли брал ее за руку, и она вволю вспоминала те времена, когда им якобы здорово было вместе. Однако уже давно не подправить факты, не поменять впечатления.

Когда она выдохлась и уснула, он устроился в кресле у ее изголовья и стал читать с фонариком. Глубокая ночь, в руках детектив – и тут дверь открылась и в комнату на цыпочках вступил щуплый человечек лет пятидесяти, остановился у двери и стал озираться. Кеды, черные джинсы и черная футболка с длинными рукавами – если бы не огромные очки в металлической оправе, торчавшие из прорезей в черной шапочке, ему бы в руки гранату и десантный нож – и вылитый коммандо.