Кристофер Мур - Грязная работа [litres]

– “Нравится” – это немножко сильное слово, – ответила Бабд. – Мне просто думается, что он интересный.

– Интересный – в смысле, тебе хотелось бы разложить его кишки в грязи интересным узором? – уточнила Маха.

– Вообще-то нет – это ты у нас талант.

Маха посмотрела на Немайн – та ухмыльнулась и пожала плечами.

– А не грохнуть ли нам Оркуса, сразу как восстанет Тьма? – предложила Немайн.

– Я уже немного утомилась от его проповедей, а если не явится Люминатус, Оркус станет совсем невозможный. – Маха пожала плечами, сдаваясь. – Ну да, а чего нет?

Император

Император Сан-Франциско был озабочен. В городе что-то ощутимо испортилось, однако его величество толком не знал, что делать. Ему не хотелось недолжным манером полошить людей, но он и не желал, чтобы те оказались не готовы к опасности, которая им, вероятно, грозит. Император верил: справедливый и милостивый правитель не станет пускать в ход страх, дабы манипулировать подданными, – а пока он не отыщет надежного доказательства, что угроза подлинна, звать к оружию преступно.

– Иногда, – излагал он Лазарю, своему неколебимому золотистому ретриверу, – человек должен собрать в кулак все свое мужество и просто сидеть тихо. Сколько рода человеческого перепорчено из-за того, что движение путали с прогрессом, друг мой? Сколько?

И все равно – Император видел разное. Странное разное. Однажды глубокой ночью в Китайском квартале по улочкам вился дракон, сотканный из ту-мана. А еще раз, очень ранним утром, у пекарни “Бодин” на площадь Гирарделли из ливнестока выползло что-то похожее на голую женщину, измазанную моторным маслом, схватило из мусорной урны картонный стаканчик, где еще плескался латте, и нырнуло обратно в канализацию, едва из-за угла вывернул полицейский на велосипеде. Император твердо знал: он такое видит потому, что чувствительнее многих, потому что живет на улице и способен ощутить мельчайшие оттенки перемен. А кроме того, потому что совершенно, бесповоротно, до лая на луну ебанут. Однако все это не освобождает от ответственности за подданных, да и легче ему не становится: природа того, что он видел, крайне его тревожила.

Особенно Императору не давала покоя белочка в фижмах, но он не мог сказать наверняка почему. Белочки ему нравились – вообще-то он часто водил свою армию в парк Золотые Ворота за ними гоняться, – однако прямоходящая белочка в розовом бальном – платье XVIII века, что копалась в мусорном баке за “Империей Эмпанад”, – ну… это несколько обескуражи-вало. Император был уверен, что Фуфел, спавший, свернувшись калачиком, в огромном кармане царственного пальто, с ним бы согласился. (В душе крысятник, Фуфел имел менее чем просвещенное мнение насчет – уживаемости с любыми грызунами, и уж подавно – с грызунами, разодетыми ко двору Людовика XVI.)

– Не хочу критиковать, – произнес Император, – но ансамбль могли бы дополнить и туфли, как ты считаешь, Лазарь?

Тот, обычно вполне толерантный ко всем непеченюшным существам, большим и малым, зарычал на белку – из-под юбки у нее торчали цыплячьи ножки, что, сами понимаете, выглядело дико.

От рычания заерзал и проснулся Фуфел и вылетел из шерстяной своей опочивальни, словно Грендель [64] Грендель – чудовище из англосаксонской эпической поэмы “Беовульф” (Bowulf, ок. 700–1000). из берлоги. С терьером незамедлительно приключился апоплексический припадок лая – он будто хотел сказать: “Если вы вдруг не заметили, друзья мои, в помойке роется белочка в бальном платье, а вы тут сидите, как библиотечные каменные львы!” Прогавкав сие – сообщение, он запустился: мохнатая ракета с системой наведения на белочек, в главный мозг которой введена только одна программа – поголовное уничтожение грызунов.

– Фуфел, – окликнул его Император. – Постой.

Поздно. Белочка попробовала вскарабкаться по кирпичной стене, но зацепилась юбками за водосток и рухнула обратно в канаву, как раз когда Фуфел вышел на расчетную скорость и траекторию. Тогда белочка схватила дощечку, оторванную от сломанного ящика, и замахнулась на своего гонителя, который успел отпрыгнуть и тем самым уберег свой пучий глаз от гвоздя.

Последовало рычанье.

Тут Император заметил, что ручки у белки по природе своей рептильны, а ноготки на пальчиках выкрашены приятным розовым лаком в тон платью.

– Такое не всякий день узришь, – сказал Император. Лазарь согласно гавкнул.

Белочка бросила доску и пустилась наутек, изящно и споро перемещаясь на цыплячьих ножках и подхватив юбки ящеричьими лапками. Фуфел опомнился после первого шока от вооруженной белки (прежде он встречал такое лишь в собачьих кошмарах, вызванных поздним потреблением пиццы с чорисо от благодетеля из “Домино”) и бросился в погоню. За ним по пятам спешили Император и Лазарь.

– Нет, Фуфел, – кричал Император. – Это не нормальная белка.

Лазарь, не знавший, как сказать “а то”, замер и посмотрел на Императора.

Белочка пулей вылетела из переулка, спрыгнула в канаву и понеслась дальше, уже на всех четырех конечностях.

Свернув за угол, Император успел только заметить, как розовый клочок платья исчез в ливнестоке. Бестрепетный Фуфел ринулся за ней. От решетки эхом отозвался лай терьера. Он затихал: Фуфел гнался за добычей все глубже во тьму.

Ривера

Ник Кавуто сидел напротив Риверы с тарелкой бизонь-его рагу диаметром где-то с крышку мусорного бака. Они обедали в “Едальне Томми” – старомодном заведении на Ван-Несс, где в любой день года подавали еду типа домашней: мясной рулет, фаршированную индейку и бизонье рагу. По телевизору над баром показывали сан-францисские спортивные команды – если они с кем-нибудь играли.

– Что? – спросил здоровенный лягаш, когда заметил, как его напарник закатил глаза. – Что, блин?

– Бизоны как-то раз чуть не вымерли, – сказал Ривера. – У тебя есть предки на Великих равнинах?

– Особые порции для охранников правопорядка – защита, служба и прочее требуют белков.

– Целого бизона?

– Я критикую твои увлечения?

Ривера посмотрел на свою половинку сэндвича с индейкой и чашку фасолевого супа, затем на рагу Кавуто, затем на сэндвич-недомерок, затем на кулинарный колосс напарника.

– Моему обеду стыдно, – сказал он.

– Так тебе и надо. Месть за итальянские костюмы. Обожаю ходить на каждый вызов так, чтобы все думали, будто я жертва.

– Мог бы купить себе пароварку, или давай я скажу своему парню, чтобы он тебе что-нибудь симпатичное подобрал.

– Своему парню, который серийный убийца и старьевщик по совместительству? Нет, спасибо.

– Он не серийный убийца. У него какое-то дикое говно творится, но он никого не убивал.

– Только этого нам и не хватало – еще кучки дикого говна. А чем он на самом деле занимался той ночью, про которую ты подавал рапорт?