Гарет Ханрахан - Молитва из сточной канавы [litres]

Келкин незаметно кивнул, затем со злобой всхрапнул. Свое раздражение ростом расценок на Джери он перенес на Эладору.

– Зря ты привел ее с собой, – прорычал он. Отхлебнул кофе, руки его тряслись. Таким ошалелым Джери его еще не видел, и, кажется, все только усугублялось.

– Вы ведь знаток пре-Пепельной истории и священных войн, шеф? – Джери открыл для Келкина книгу с работы Онгента и показал иллюстрацию веретенщика. – Вот такая тварь атаковала ночью улицу Желаний и по ходу дела покромсала пару дюжин сальников.

Келкин уставился на изображение, потом закрыл глаза. На миг он превратился в старика. Облизал бесцветные губы, рот его задвигался, шепча что-то похожее на молитву. Необычное занятие для губ человека, знаменитого тем, что сломил власть церкви над Гвердоном. Он провел по книге рукой, потеребил страницы.

Вдалеке над городом раскатился колокольный звон. Десять утра. Парламент открыт для слушаний. В любой другой день Келкин бы подскочил и с грохотом понесся в направлении приземистого барабана на Замковом холме, раскидывая просителей, как палые листья, ураганом своей досады. Однако сейчас он застыл в кресле, как каменный человек в завершающей стадии.

– Ты уверен? – наконец произнес он. – Ты, хрен тебе в печень , абсолютно уверен, что там был слуга Черных Железных богов?!

– Эладора сама его видела.

– Хм-м-м? – Джери тыкнул Эладору пальцем. Тупая дура.

– Я много не разглядела, – проговорила Эладора, – но… по-моему, таким оно и было. Профессор сказал бы наверняка. Когда вы освободите его из-под ареста, я уверена, он вам поможет.

– Как поживает твоя МАТУШКА? – заревел Келкин, набрасываясь на Эладору с такой внезапной яростью, что Джери инстинктивно привстал, а его ладонь поискала трость со шпагой. – Как ее здоровье? Скажи, пожалуйста, она давала тебе ДУХОВНОЕ ОБРАЗОВАНИЕ? – От злобы слюна летела у него изо рта.

Эладора остолбенела. Хотела что-то пролепетать, но не находила слов. И ударилась в слезы, душераздирающе всхлипывая.

– Нижние боги, Эффро! Что с вами? – заговорил Джери. Он передал Эладоре салфетки.

Келкин неразборчиво буркнул и попытался не глядеть на плачущую девушку.

– Оговорился, пожалуй.

– Видимо, да.

– Я перемолвлюсь с магистратом. Подойдите завтра вечером. Нет, – поправился Келкин, – послезавтра. К девяти. Работай по рисунку на стене, по угрозам новых нападений. И Хейнрейлу. Профессора я беру на себя. Мне пора бежать.

Он быстро вышел. Многострадальный секретарь тронулся следом, Джери остался вдвоем с Эладорой. Рыдания стихли, она лишь беззвучно вздрагивала.

– П-п-простите, – обмахиваясь, выдавила девушка. – Это из-за… всего. Профессор, и эта штука, и Мирен, и… с-с-Кариллон, и мать и… вообще всё.

Джери подставил плечо под ношу, с того бока, где мог помочь:

– Келкин вытащит профессора. Он большой человек в парламенте.

Эладора выудила новую салфетку.

– Мне прекрасно известно, кто такой Эффро Келкин, господин Тафсон. Я пристально слежу за политикой. – Она утерла лицо, промокнула нос. Неприязненно сложила салфетку, красную от кровавых синяков и порезов. – И в последнее время его авторитет значительно уменьшился, поэтому простите, что я не разделяю в-в-вашей веры в его влияние.

– Почему он спрашивал про вашу мать?

Эладора взялась за приборку келкинской тарелки. Выложила по линейке нож и вилку, собрала в кучку крошки от пышек.

– Понятия не имею. Мать, – чхи, – пламенный приверженец веры. Она сафидистка.

Сафидисты, припомнил Джери, были ответвлением от Хранителей. Когда он рос, в Гвердоне действовала лишь одна церковь – Хранителей. Реформы Келкина открыли город другим верованиям и заодно позволили сотне сект, отколовшихся от Хранителей, разглагольствовать и приставать к людям на улицах. В настоящие дни интерес Джери к религии был сугубо профессиональным. Его заботили только те исповедания, что толкали на преступления, подстрекали к уличным дракам – или к убийству людей. Сафидисты не подпадали ни под одну из этих категорий, если не считать непредумышленных поджогов. Он смутно вспомнил пару случаев, когда сафидисты самовозгорались от пропитанных флогистоном мечей. И еще они сжигали умерших, а не отдавали их в руки жрецов, в отличие от Хранителей.

– Сафидисты… стремятся к святости, верно?

– Стремятся всецело посвятить душу божественной воле. – Видимо, опять кого-то цитировала. Наверно, набралась этого от Онгента, половина сказанного профессором была цитатами из разных книг – звучало по крайней мере сходно.

– Она всегда была сафидисткой?

– Не знаю. Она стала более набожной после того, как ушла Кариллон. Она решила, будто виновата в том, что Кариллон оказалась такой, э-э, заблудшей. В итоге ее… пристрастие обрушилось на меня.

– И она давала вам «духовное образование»?

– Ха. Попыталась. Вы считаете, у сафидиста нашлось бы много общего с профессором Онгентом? Сафидисты верят, что мы должны раболепно подчиняться богам Хранителей. Что есть лишь одна истинная вера – их вера. А профессор изучает историю Гвердона целиком. Его множество различных богов. И все они одинаковы.

Джери покосился на иллюстрацию на по-прежнему раскрытой странице. Святые Хранители и подземные дьяволы Черных Железных Богов сражались насмерть. Внезапно он сообразил, что изображенная битва проходила примерно там, где и стоит их кофейня.

– И пришли они в место, нареченное Состраданием, – проговорил он. Цитирование заразно. – Как это боги могут быть одинаковы?

– Они все самоподдерживающиеся волшебно-энергетические структуры. Не буду притворяться, будто разбираюсь в источниках потустороннего или их математическом аппарате, но это правда. Боги – все боги, как мне кажется, – есть лишь заклинания, продолжающие зачаровывать сами себя. Приводимые в действие потоком душ, наподобие водяного колеса. Молитвы укрепляют их, равно как и смертные осадки – кусочки души, что остаются в телах после смерти. Боги не всемогущи и не всеведущи, а просто очень от нас отличаются. Во многом гораздо могущественнее нас, но их поведение ограничено шаблонами, которые им изменить не под силу. Отсюда, полагаю, следует, что они не до конца разумны. Святые – это т-т-точки согласованности между нашим и их мирами. – Эладора остановилась, переводя дыхание. – Так говорит профессор. Наверно, это образование тоже своего рода духовное, но не совсем то, какое имела в виду мать.

– Этак вы всех богов обесцените.

– А вы верующий, господин Тафсон?

– Нет, но я повидал Божью войну. – Города таяли, как лед под паяльной лампой. Армии из мертвецов. Исступленные святые метали молнии, как деревянные копья. – «Всемогущие» – звучит похоже на правду.