Алекс Делакруз - Темный пакт

Весь окружающий антураж по уровню на порядок превосходил виденный Зоряной в Республиканском дворце бал. Второй раз в жизни за столь краткий промежуток времени девушка оказалась в иной реальности, которая из протектората была ей недоступна так же, как другие измерения миров. И чтобы заглянуть за изнанку своего ареала обитания, девушке ведь пришлось заплатить жизнью.

Наверняка у Зоряны сейчас были сотни вопросов, но я хранил молчание. Она, молодец, дисциплинированно ничего не спрашивала — поговорить с ней я собирался позже. Без лишних ушей.

Распахнулась стеклянная дверь, и внутрь зашла распоряжающаяся на яхте ее светлость. Она уже сменила бикини и парео на другой костюм. Который, надо сказать, впечатлял не менее, чем купальник. Функциональное облачение сродни моему футуристическому комбинезону, только при всей современности напоминало смесь жокейского наряда и мужских камзолов восемнадцатого века — черные сапоги с высокими голенищами, белоснежные обтягивающие штаны, темно-зеленый китель с воротником-стойкой и золотым шитьем. Роскошные волосы забраны в хвост, выражение лица сосредоточенное и деловое. Едва «ее сиятельство» присело к нам за стол, перед ней сразу появился бокал с напитком. Поставивший его предупредительный стюард исчез моментально, как не было.

Некоторое время посидели в молчании, во время которого «ее светлость» внимательно меня разглядывала. В один из моментов я почувствовал на коже головы словно щупальца, даже, наверное, аккуратные мягкие лапки. Правда, стоило лишь вопросительно глянуть на сидящую напротив женщину, как она даже в извиняющемся жесте пожала плечами.

— Вот ты, значит, каков, Алексей Петрович… — протянула наконец целительница.

— Ваша светлость, прошу простить, но… с кем имею честь?

— Наедине можешь называть меня… Еленой Владимировной. По-родственному, — улыбнулась женщина. Родственного, кстати, в улыбке ничего не было — деловая приветливость, не более.

Мне не то чтобы не понравилась ее улыбка… Просто пришло осознание, что, не меняя выражения, она может как помочь мне возвыситься, так и подтолкнуть к пропасти. Даже, наверное, закинуть туда. Обернувшись, я взглянул на Зоряну, но девушка догадалась и до этого — она уже поднималась.

Когда в помещении мы остались наедине — три стюарда (откуда только взялись) также покинули помещение, «ее светлость» снова улыбнулась.

— Ты мне нравишься, — чуть приподняла бокал целительница.

— Вы мне тоже, — отсалютовал я своим безалкогольным напитком в ответ. Слово «пока» благоразумно не добавил.

Ее светлость хмыкнула и быстро проговорила что-то по-французски. Я уловил только интонацию смысла — мол, молодой да ранний, но палец в рот уже не клади.

— Это может быть ошибочным впечатлением, — пожал я плечами. — Я сейчас как…

Хотел сказать, «как крот на свету», но споткнулся. Слово неблагозвучное, да и сама вырисовывающаяся картинка потерянного крота несуразна. Себя уважать надо… Летучая мышь? Хм, как-то тоже не очень. Но паузу долго не держал, нашелся быстро:

— …как ночной обитатель, которого из глубокой тьмы вытащили на яркий свет солнечного дня. Мне сейчас несколько сложно ориентироваться, и в связи с этим я могу произвести неверное первое впечатление.

— Из тьмы на свет, — вновь повторила свою первую улыбку целительница. — У тебя есть чувство слова. Ценю.

— Елена Владимировна, пользуясь случаем. По-родственному, — осторожно произнес я.

— Да-а… — с нескрываемым интересом протянула ее светлость.

— Все произошедшее, захват яхты связано с тем, что штабс-капитан Измайлов выполнял задачу по моей эвакуации. И именно из-за моих действий, вернее — только из-за моих действий, его отряд оказался в сложной ситуации, из которой капитан смог блестящим образом найти выход. Прошу…

Я хотел было попросить о том, чтобы весь негатив от действий Измайлова перенаправить на меня как на основного виновника событий, но был прерван прыснувшей, а после и вовсе звонко рассмеявшейся целительницей.

— Не обращай внимания… — безуспешно сдерживая веселье, покачала головой собеседница. Но все же добавила через несколько мгновений: — Вот представь, я вернусь в Петербург, и меня… да хоть у графини Клейнмихель на приеме спросят с участием: «Ах, Элен, душенька, мы уже слышали эту дикую ужасную историю! Как это произошло?»

Елена, называвшая свое имя как Helen, на французский манер, снова не выдержала и засмеялась. Но все же смогла взять себя в руки.

— …меня спросят, а я отвечу со всей серьезностью: «Как это произошло?.. Блес-стяще!»

После слов ее светлости я сам, несмотря на напряжение момента, не смог сдержать улыбку. Целительница отпила из бокала, справляясь с накатившей смешинкой, и чуть погодя посмотрела на меня уже серьезным взглядом.

— Тебе четырнадцать?

— Да.

— Выпускной класс, в этом году инициация?

— Да.

— Аннет уже сосватала тебе свою Настеньку?

«Чего-чего, простите?..» — примерно так, не справившись с эмоциями, мимикой и взглядом спросил я. Причем, несмотря на свое крайнее удивление, успел заметить в голосе целительницы явно пренебрежительное отношение к «Настеньке».

— Еще нет? — удивилась собеседница. И на несколько секунд задумалась, явно уйдя в себя.

— Раз уж ты так просишь за этого… господина Измайлова, столь бесцеремонным образом нарушившего мой покой, можешь ему помочь. Выполнишь одну мою просьбу… по-родственному.

Отвечать я не стал, просто коротко склонил голову, подтверждая, что готов выслушать «просьбу».

— В феврале в Петербурге состоится бал дебютанток. Составишь пару Ольге, моей младшенькой. Да, имей в виду — когда ты предложишь Ольге роль кавалера, мне это демонстративно не понравится, и сей моветон послужит поводом для нешуточного скандала.

С каждым словом «родственницы» я все явственнее чувствовал опутавшие себя нити чужих интересов. Словно холодные плети связывали меня по рукам и ногам, при этом я абсолютно четко понимал — в ближайшее время я просто не смогу не только порвать спеленавшую паутину, но даже и сколь-нибудь отклониться от направления, в котором меня тянут. Причем тянут совсем разные люди и в разных направлениях. Как бы не порвали при этом внатряпки.

В то же время после слов целительницы меня отпустила хватка чудовищного напряжения — ее светлость так спокойно рассуждает обо мне и февральском балу, что маячившая все это время на горизонте виселица начинает понемногу подергиваться дымкой, исчезая.

— Как только представится возможность, сразу дерзну предложить мадемуазель Ольге свою кандидатуру как кавалера на бал дебютанток… — снова кивнул я.

Целительница хотела что-то ответить, но я договорил: