Алекс Делакруз - Темный пакт

— …если доживу, — обозначив все же свое беспокойство.

Ее светлость взметнула брови и после еще раз продемонстрировала нормальную, живую улыбку.

— Всенепременно доживешь, я в этом уверена, — ответила чуть погодя женщина.

У меня было еще много вопросов — как, например, найти младшую дочь целительницы, но, видимо, она решила, что я справлюсь и без ее подсказок.

— Я уже позвонила Катерине, нажаловалась на этого несносного капитана. Пойду исправлять, пока государь не приказал его расстрелять, — поднимаясь из-за стола, женщина в третий раз улыбнулась настоящей — живой, а не деловой улыбкой.

До меня не сразу дошло, что «позвонила Катерине» означает «позвонила императрице». Хм, ну да, мы вообще сегодня со всех сторон удачно приземлились — что в посольстве Ганзы на британской машине, что в аэропорту к аравийцам, что здесь с этой яхтой.

Ее светлость между тем, едва отойдя от стола, обернулась.

— Я видела, как ты танцуешь. Неплохо, но… это не уровень для Ольги. Ты способный мальчик, но, надеюсь, не будешь против, если я пришлю тебе учителя танцев?

«Категорически против», — мысленно ответил я. И так под боком фон Колер, Мустафа и принужденная домовладелица Анна свет Николаевна. Добавить к этому еще и «учителя танцев» от дамы, которая может позвонить напрямую императрице с претензией на действия офицеров императорской армии? Спасибо, но нет.

Вот только… как бы я ни был категорически против, отказаться мне никак нельзя. При этом соглашаться тоже нельзя. Загвоздка не в тесноте работающего в чужих интересах моего окружения, а в плане сохранения самостоятельности. И сейчас надо отказаться, согласившись. Только как это сделать?

— Учитель прибудет в конце декабря и останется только на новогодние каникулы, — неожиданно уступила мне ее светлость, прерывая повисшую паузу.

Не просто неожиданно уступила, а очень неожиданно. Решила не начинать «родственное» общение, сразу попытавшись грубо меня нагнуть?

— Уроки танцев, данные настоящим профессионалом, мне точно не помешают, поэтому буду весьма признателен, ваша светлость, — даже поднялся я из-за стола, поблагодарив целительницу.

— Настоящим профессионалом, значит… — задумчиво протянула собеседница, очень внимательно меня осматривая. — Предупреди Аннет, чтобы не стало для нее сюрпризом, — явно одернув себя мысленно, вдруг улыбнулась собеседница. — До встречи, Алексей Петрович.

— До свидания, Елена Владимировна, — по-родственному попрощался я.

С вернувшейся вскоре Зоряной все оставшееся время — до того, как яхта пришвартовалась в Тартусе, так и просидели за столом в молчании. После замелькала уже привычная мне карусель перелетов и пересадок, круговорот сопровождающих лиц — и вновь чистые улочки Царицына и уже знакомая вокзальная площадь.

Сопровождающие нас покинули, наделив суммой на карманные расходы и указанием встретиться в зале ожидания с Маратом Садыковым. Судя по всему, тот самый Садыков, что был ответственен за эвакуацию датчанина Гекдениза, который уже стал Денисом.

Несмотря на разговор с целительницей и ее далеко идущие планы, я по-прежнему нервничал. Периодически даже вздрагивал от резких звуков, находясь в сильнейшем напряжении. Ежесекундно я ожидал нарушения алгоритма доставки, и, наверное, даже темного подвала. Ведь все то, что случилось в протекторате и позже…

Конечно, состоявшийся разговор с ее светлостью, ни фамилии, ни титула которой я так и не узнал, внушал некоторую уверенность… Но лишь некоторую. Есть ведь еще и император всероссийский, который сейчас наверняка решает вопрос с английским королем. И вполне может быть, что выводы будут по типу: «М-да, такие бойкие ребята нужны России… но не в таком количестве; расстрелять».

Все же, несмотря на тяжелые мысли и переживания, я не оставил незамеченным, как ошарашенно оглядывалась вокруг Зоряна. Если, оказавшись на яхте, девушка чувствовала себя попавшей в рай, с целителем-ангелом в лице ее светлости, то сейчас осматривалась вокруг, словно прогуливалась по садам Эдема.

Для меня порядок и приветливость первого мира были уже знакомыми и даже привычными, а вот девушка испытала самый настоящий культурный шок. Гораздо более сильный, чем я, в первый раз оказавшись на территории Конфедерации, потому что сам я повидал больше, чем девчонка. Зоряна же, кроме стерильного технофашизма протектората, а позже — грязного киберпанка нижнего города, за все свои годы не знала никакой другой жизни.

До поезда времени у нас было немало, билеты куплены, поэтому я сознательно не торопился, прогулявшись с девушкой по привокзальной площади, дав ей возможность полной грудью подышать воздухом свободного и благожелательного к своим обитателям мира.

Марата Садыкова в зале ожидания увидел сразу. Едва мы с Зоряной прошли через высокие двери, как я почувствовал пристальное чужое внимание. Обернувшись, увидел в дальнем углу мужчину — чья гражданская форма одежды не скрывала того, что это военнослужащий. Выправка, манеры, все понятно с полувзгляда. Но на татарина из отряда Измайлова я посмотрел лишь мельком, вглядываясь в стоящую рядом капсулу поддержания жизнедеятельности, которая в народе называлась «живой гроб».

Те, кто перешагнул невозвратный порог старости — с потерей жизненного тонуса, часто выбирали вариант удалиться из окружающего мира в виртуальную реальность. Насовсем удалиться. Капсулы поддержания жизнедеятельности обеспечивали существование человека долгое время — без контакта с внешним миром, пока он тихо уходил из жизни. В определенный момент свет перед глазами жителя виртуальной реальности гас и осознанная личность пропадала из всех миров.

Подобное — с добровольным удалением из реальности, происходило больше в благополучном первом мире. В протекторатах ситуация была несколько иная — я знал об этом от опекуна Войцеха. Это не являлось совершенно секретной информацией, но и не предназначалось для общественного знания; в капсулах содержались «консервы» — люди, чей биоматериал использовался для лечения других.

Напечатать, допустим, печень на лицензионном принтере в протекторате выходило много дороже, чем достать ее у попавшего в цепкие когти адаптантов человека с минусовым социальным рейтингом, который при уходе в минус терял имя и прошлую жизнь. Тем более если нужно было напечатать печень нелегально — гораздо проще достать ее из «банки консервов». В протекторатах заканчивать жизнь в капсулах могли также и просто лишние для общества люди самых разных возрастов, тихо угасая. Или люди, неудобные для других, более влиятельных персон.

Когда мы приблизились, я всмотрелся в истощенное лицо, которое могло бы принадлежать столетнему старцу, тибетскому монаху вне возраста или узнику концлагеря. Статус на информационной панели не показывал, на месте ли все детали организма у датчанина. Но если в ближайшие месяцы он самостоятельно сможет ходить — это будет маленькая победа. Даже если удастся получить помощь целительницы такого уровня, как ее светлость, восстановившая руку Зоряне: возвращение контроля над списанным телом — гораздо более сложная процедура, чем банальное восстановление конечности.