Наталия Московских - Обитель Солнца [СИ]

— Когда мы туда войдем, — серьезно заговорил он, — держись поближе к двери и приготовься в случае чего обезвредить меня. Только попытайся меня не убить.

Киллиан качнул головой.

— Вы уж простите, но в случае чего я брошусь не на вас, а на данталли. Если убить его, то контроль над вами будет потерян.

Бенедикт передернул плечами.

— И мы останемся без объекта, на котором можно проверять действие зелья Ланкарта.

— Поймаем другого, — возразил Киллиан.

— Если и поймаем, то не мы, — покачал головой Бенедикт. — Я уже отправил указания жрецам Красного Культа в Дарне. Поимкой того гнезда данталли все-таки будут заниматься они. У нас здесь слишком важная задача, и именно на ней я собираюсь сосредоточить все силы. Иммар и Ренард меня не поддерживают в этой инициативе. Особенно Иммар, но он не понимает, что нам не стоит разбрасываться и гоняться за славой. Дарнское отделение более толковое, чем, к примеру, олсадское, его жрецы не будут сидеть сложа руки.

Киллиан вздохнул.

— Здесь я с вами спорить не буду. Но если возвращаться к вашему указанию касательно пленного данталли, то даже не просите меня нападать на вас и каким-то образом вам вредить, Бенедикт, если он возьмет вас под контроль. В предстоящей малагорской операции вы — ключевое лицо. Лично я вообще против того, чтобы вы испытывали на себе действие зелья Ланкарта. — Он поморщился. — Хотя, конечно, вы моего мнения не спрашивали. Но могли бы спросить, и я бы прямо сказал вам, что это безумие.

Бенедикт криво ухмыльнулся.

— Учитывая, что я и так знал, что ты скажешь именно это, я не стал спрашивать твоего мнения.

Киллиан закатил глаза и понуро побрел к склепу.

— Как… вы себя чувствуете? — осторожно поинтересовался он перед тем, как пустить Бенедикта внутрь.

— Вполне здоровым, — отозвался Бенедикт, отмахнувшись от вопроса ученика, точно от назойливой мухи.

Это и пугает , — добавил он уже про себя.

— Вы уверены, что уже пора проверять…

Бенедикт остановился и смерил ученика суровым взглядом.

— Так, Харт, слушай меня внимательно. Я надеюсь, Ланкарт своими экспериментами не превратил тебя в неженку, которая теперь будет со мной носиться по каждому удобному и неудобному поводу. Я признателен тебе за беспокойство, но я на дух не переношу, когда оно излишнее, поэтому, заклинаю тебя, запрячь свою заботливость куда подальше и выполни то, о чем я тебя прошу. Уяснил?

Киллиан несколько мгновений смотрел на своего наставника внимательным осмысленным взглядом, затем вздохнул, и когда тот уже подался вперед, готовясь сделать последние шаги к склепу, Киллиан ухватил его за плечо и снова развернул к себе.

— Своими экспериментами Ланкарт превратил меня в неизвестную ни одному человеку на Арреде тварь, и последствия этого эксперимента мне, возможно, еще только предстоит познать, это — первое. Я вовсе не ношусь с вами по каждому поводу, я проявляю здоровое опасение там, где у вас оно почему-то отсутствует, ибо вы решились проверять на себе действие не менее опасного зелья, зная о том, насколько ваша персона важна для предстоящей военной операции, в коей задействован целый материк, это — второе. Ваши слова насчет заботливости я уяснил прекрасно, и я прекращу проявлять ее сразу же, как только вы прекратите рисковать без надобности, это — третье.

Повисло тягостное молчание. Бенедикт ожигал ученика уничтожающим взглядом, однако на губах вопреки его желанию появилась тень оценивающей улыбки.

— Каков же все-таки наглец.

Киллиан пожал плечами.

— Каков есть, — отозвался он, убирая, наконец, руку с плеча наставника. — Итак? Мы идем?

Бенедикт хмыкнул и вновь посерьезнел.

— И все же, держись двери.

— Лучше я буду держаться поближе к данталли. И делайте потом со мной что хотите, но, если не сработает, я убью его на месте до того, как он успеет натравить вас на меня.

Бенедикт кивнул.

Он задумался над словами ученика и рассудил про себя, что тот высказывает правильные мысли. На деле ему действительно лучше держаться поближе к данталли, а Бенедикту — поближе к двери, чтобы в случае непредвиденных обстоятельств у них был шанс быстро обезвредить кукловода. Возможно, даже не убить, но оглушить, заставив того потерять сознание, чтобы был шанс ставить на нем дальнейшие опыты.

— Не убивай, — полушепотом приказал Бенедикт. — Лучше оглуши, если понадобится.

— Понял, — отозвался Киллиан и вошел в затхлый сырой склеп первым.

Данталли по имени Жюскин, уроженец Растии — избитый, раненый и измученный пытками при допросах — лежал, связанный по рукам и ногам, на земляном полу склепа и, казалось, спал. Киллиан поморщился при виде него, но подошел к нему и вынул из-за пояса меч, приготовившись в случае чего нанести удар по затылку демона-кукольника.

— Разбуди его, — скомандовал Бенедикт.

Уже от одного звука голоса великого палача Арреды Жюскин слабо застонал. Его лицо, превратившееся от побоев в неясную синюю массу, искривилось еще сильнее от страдальческой гримасы. Киллиан легонько толкнул его ногой в бок.

— Просыпайся, — холодно сказал он.

Жюскин застонал громче и зашевелился.

— Пожалуйста… — пролепетал он, но так и не довел свою просьбу до конца.

Бенедикт с опаской вошел в склеп.

— Просыпайся, Жюскин, — проникновенным голосом произнес он.

Данталли, насколько мог, открыл заплывшие глаза и рассеянно посмотрел на вошедшего жреца. На Киллиана, стоявшего прямо над ним, он старался и вовсе не смотреть — похоже, человек, чей облик вызывал в его глазах зуд, какой вызывают только хаффрубы, нагонял на него ужас одним своим присутствием. Возможно, если бы у Жюскина остались силы, он начал бы биться и извиваться от страха, но силы уже покинули его, и ему было практически все равно, каким образом этот кошмар закончится, главное, чтобы он кончился.

— У нас для тебя новое ответственное задание, Жюскин. Если выполнишь его добросовестно, тебе позволят поесть, — вкрадчивым голосом пообещал Бенедикт.

Предательское тело отозвалось на слова великого палача. Душе Жюскина было уже почти наплевать на свою дальнейшую судьбу, но когда до ушей его донеслись слова о возможной еде, желудок недовольно скрутился узлом, издав жалобное урчание. В глазах загорелся предательский огонек, и данталли осознал, что убить готов за любую, даже самую мерзкую и испорченную еду. От осознания этого он тихонько захныкал, вновь прикрывая заплывшие глаза.

Киллиан смотрел на него, и старался отогнать от себя странное чувство жалости, нахлынувшее на него при виде этого измученного существа. Он вспомнил Оливера и Марвина — своих братьев, которые много лет прикидывались нормальными людьми, но втайне поработили свою приемную мать и готовились убить и самого Киллиана.