Наталия Московских - Обитель Солнца [СИ]

В глазах Кары зажегся неподдельный интерес.

— Стоит! — Она не удержалась от восклицания. — Я уже много лет не могу понять природу этих отношений! Ведь в какой-то степени для них обоих это пытка! Они во многом не соглашаются друг с другом, постоянно спорят, частенько друг друга раздражают, но почему-то порознь чувствуют себя еще хуже!

Аэлин рассмеялась.

— А говоришь, не понимаешь их отношений.

Кара нахмурилась.

— Но ведь должна быть причина, — почти беззащитно произнесла она.

— Со стороны Бэстифара ты ее назвала. Это пытка. — Кара непонимающе посмотрела на собеседницу, и та, кивнув, продолжила: — Бэстифар не чувствует боли, но при этом страстно желает познать ее природу. Я видела его в Сальди, когда он поранился. С какой страстью он смотрел на свои раны и одновременно злился на то, что не чувствует боли, не может понять, что она такое. Он ищет заменители, ищет способы разобраться.

— Это мне известно, — мрачно кивнула Кара.

— Видела бы ты, как он отреагировал, когда я для примера сравнила боль с чувством вины. Физические страдания для него загадка, но моральные тяготы ему не чужды. В них он находит те отголоски, которых не может ему дать тело. Но так уж вышло, что далеко не все, кто его окружает, могут позволить ему изучать хотя бы этот вид боли.

Кара вздохнула.

— А Мальстен может.

— Может. Мне кажется, он живет с чувством вины чуть не с самого рождения. При этом он испытывает вину и чувствует ответственность настолько искренне, что рядом с ним эти терзания могут усиливаться и у других.

— У меня — нет, — воинственно отозвалась Кара.

Аэлин хмыкнула.

— Насколько я поняла, твое внутренне чувство справедливости помогает тебе по жизни. Ты чувствуешь ее и следуешь за ней. Ты ее вершишь, — кивнула она. — А Мальстен с самого своего рождения чувствует, что должен что-то исправить. Он был незаконнорожденным сыном герцогини Ормонт и данталли. Одним фактом своего рождения он подвергал опасности свою мать, да и весь Хоттмар. И эта опасность не обошла его семью стороной. Ты же знаешь о захвате Хоттмара Красным Культом? — Аэлин дождалась от Кары кивка и продолжила: — Потом была Война Королевств. Он пытался завершить ее. Думал, что сможет привести Рериха VII к победе и остановить кровопролитие, но и здесь все вышло не так, как он задумывал.

Кара вздохнула.

— Что ж, его чувство вины обосновано.

— Самое важное в этом то, что оно идет изнутри, а не навязано кем-то. Поэтому его так сложно не ощутить, и Бэстифара к этому тянет.

Кара неопределенно покачала головой.

— Пожалуй, соглашусь.

— Если же рассматривать другую сторону этой медали, Бэстифар — один из немногих, кто видит в Мальстене не глашатая Рорх, а художника. Он дает ему надежду на то, что эту вину можно искупить. При этом он поэтически относится к его расплате. Он уважает ее. Видит в ней не только физические муки, но и мужественное соглашение Мальстена их терпеть. Он ведь аркал, и процесс избавления кого-то от боли с его-то склонностью к искусству и представлениям тоже должен быть для него ценен. При всех его качествах, как ты думаешь, кого ему было бы интереснее избавить от страданий: того, кто отчаянно об этом просит, или того, кто сопротивляется, искренне считая, что заслужил мучиться?

Кара закатила глаза.

— И ты это выяснила за пару встреч с Бэстифаром?

— Я собирала сведения о нем по крупицам, была свидетельницей расплаты Мальстена, — пожала плечами Аэлин. — Да, пожалуй, я неплохо разобралась. — Кара недовольно поджала губы, и Аэлин ободряюще кивнула ей. — Ну будет тебе дуться! Иные существа — моя специализация. Мне положено понимать их.

Кара улыбнулась и покачала головой, после чего оттолкнулась от стены и поднялась, отряхнувшись от пыли.

— Что ж, — сказала она. — Пожалуй, я тоже неплохо разобралась и могу ответить Бэстифару на его вопросы о тебе.

Аэлин помрачнела.

— И что ты будешь делать?

— Сначала распоряжусь вернуть твоего отца сюда, а затем прослежу, чтобы вам принесли воды, — ответила она.

Аэлин промолчала, и Кара, таинственно улыбнувшись, развернулась к ней спиной и зашагала прочь.

Закончив с распоряжениями, Кара направилась обратно в свои покои, чувствуя, как на плечи начинает давить усталость. Этот проклятый день выдался на удивление тяжелым и насыщенным, и она чувствовала себя истощенной. Поднимаясь по лестницам, она вдруг поймала себя на мысли, что в одном Бэстифар оказался прав: уставать в гратском дворце ей доводилось редко, и состояние это уже стало для нее непривычным.

Вспомнив его слова, перемежавшиеся в голове с речами Аэлин Дэвери, Кара растянула губы в мрачной улыбке и поняла, что отправиться спать сейчас не сможет. Бэстифар наверняка ждет ее вердикта и не может сомкнуть глаз.

Чтоб тебя! — хмыкнула про себя Кара, ощутив, как сердце сковывает какая-то щемящая светлая тоска, и уверенно зашагала в сторону царских покоев. Как она и ожидала, Бэстифар ждал ее там, бодрствуя.

— Найдется пара минут выслушать мое мнение о нашей узнице? — вежливо поинтересовалась Кара, отчего-то решив держаться с ним нейтрально.

Бэстифар поднялся со стула, на котором до этого сидел, пересел на кровать и постучал по ней, призывая Кару сесть рядом. Лицо его сейчас не выражало ни прежней нервозности, ни игривой язвительности. Сейчас он был чрезвычайно серьезен.

— Конечно, — ответил он. — Присядь.

Кара вздохнула и неспешно подошла к нему, однако садиться не спешила. На несколько мгновений она замерла прямо напротив него, глядя ему в глаза и пытаясь понять, что он сейчас чувствует. Ей всегда было непросто это определять. Сейчас ей казалось, что Бэстифар чувствует только усталость, но она не была уверена, что усталость эта — не ее собственная.

Бэстифар поднял на нее взгляд запавших глаз, но не сказал ни слова. А затем вдруг зажмурился, подался вперед и уткнулся головой ей в живот, привлекая ее к себе и обнимая ее — как никогда крепко, будто боялся, что она сейчас исчезнет.

Кара ощутила, что ей перехватывает дыхание от невиданной нежности, накатившей на нее горячей волной. Изо всех сил стараясь успокоить сердце, пустившееся вскачь, она осторожно погладила Бэстифара по волосам, успокаивая.

— Кара, я… — проговорил он, но слова будто застряли у него в горле.

Так виноват! — Почему-то ей показалось, что за этим должны следовать именно такие слова, но Бэстифар продолжил иначе:

— Я так устал…

Это признание ошеломило ее не меньше — тем, что он сказал это вслух. Кара не помнила, говорил ли он ей хоть когда-то нечто подобное. Для аркала, привыкшего играть чужими судьбами, это было неслыханным откровением.

— Я знаю, — тихо произнесла Кара, продолжая гладить его по голове.