Наталия Московских - Обитель Солнца [СИ]

Дезмонд нехотя кивнул.

— Тогда приступай.

Из рук Дезмонда протянулись пять черных нитей, разглядеть которые мог только он сам и Мальстен. Взгляд цирковых мигом прояснился.

— А теперь, дорогие друзья, можем начинать творить искусство, — улыбнулся Мальстен, и Дезмонд был готов поклясться, что в этой улыбке было нечто, напоминающее Бэстифара.

— Не пытайся влиять! — строго произнес Мальстен, замечая, как нить, ведущая от ладони Дезмонда к Зарин, начинает натягиваться. Движения акробатки, до этого грациозно шествующей по небольшой перекладине, которую установили на двух шестах на арене, стали чуть более резкими. Мальстен сразу понял, что Дезмонд пытается подчинить ее своей воле, но толком не понимает, как сохранить прежнюю плавность ее движений. Это знала сама Зарин, но у нее было недостаточно свободы действий.

Мальстен нахмурился, глядя на эту волевую борьбу.

Лицо Зарин было напряжено, глаза выдавали заметную опаску.

Дезмонд издал тихий стон. На лбу его выступали капельки пота, он то и дело закусывал нижнюю губу, стараясь не терять концентрацию на марионетках. Мальстен изучающе смотрел на него, изумляясь тому, каких усилий требует эта простая тренировка.

Боги, не может же быть, чтобы это было настолько сложно, — думал он, вспоминая уроки Сезара Линьи.

Связывайся с ними, но не управляй. Чувствуй людей, убеждай их в том, что все действия они совершили по собственной воле. Твое влияние должно быть для них не существеннее случайно подвернутой ноги или, наоборот, успешно пойманного упавшего яблока. Когда они не смогут даже подумать, что действовали по воле данталли, тогда твое воздействие станет искусством, которое поможет тебе обезопасить себя от Культа, — говорил когда-то учитель. И он был прав. Похоже, Дезмонда мать учила совершенно иначе, и сейчас это совсем не играло ему на пользу.

Но, надо отдать должное, он старался. Нить ослабилась, и движения Зарин снова сделались свободными.

— Тебя сильно выдают их выражения лиц, — осторожно заметил Мальстен. — Ты же чувствуешь, как они напрягаются, когда ты влияешь на них. Этот момент ты мог бы скорректировать.

Дезмонд скрипнул зубами.

— То ты говоришь не пытаться влиять, то оказывается, что что-то я могу корректировать! — обиженно буркнул он.

Похоже, он терял терпение. Они практиковались уже больше двух часов, и за это время у Дезмонда наметились некоторые успехи, хотя ему все еще было довольно сложно работать мягко и выборочно. Мальстен невольно вспоминал, что его художественное руководство нередко называли ювелирной работой. Дезмонд же больше походил на каменотеса. Он работал грубо, влиял слишком явно, воплощая собой все то, что приписывали демонам-кукольникам легенды, которыми селяне пугали своих детей по ночам. По правде говоря, Мальстен даже не думал, что данталли бывают такими. Впрочем, он понимал, что ему самому доводилось иметь дело только с Сезаром Линьи, а о своем родном отце он лишь слышал рассказы.

Много ли таких данталли, как Сезар?

Много ли таких, как Дезмонд?

У Мальстена не было ответов на эти вопросы, как и на те, которые возникали у него насчет себя самого.

Контроль тела и сознания одновременно… участие в собственных постановках… прорывы сквозь красное… умение зацепиться за новую марионетку, если ее видят глаза предыдущей… красная нить…

По всему выходило, что способности Мальстена уникальны — трудно было не убеждаться в этом, глядя на потуги Дезмонда. Однако Мальстену с трудом удавалось произнести «я уникален» даже мысленно. Он никогда так не считал.

Дезмонд тем временем, похоже, понемногу привык к осторожной работе с нитями. Контролировать выражения лиц своих марионеток он, правда, пока еще не мог. Мальстен подумал, что для первого раза этого вполне достаточно.

— Отпускай их, Дезмонд, — удовлетворенно кивнул он.

— Прямо сейчас?.. — Голос Дезмонда дрогнул. Похоже, едва успев забыть о грядущей расплате, он сейчас вспомнил о ней и тут же ощутил страх, из-за которого нити натянулись сильнее, сковав движения артистов.

— Прямо сейчас, — с легким нажимом повторил Мальстен.

Нити лишь напряглись сильнее, и шаг Зарин по перекладине при развороте мог стать роковым.

Мальстен шевельнул пальцами и выпустил пять черных нитей наперерез тем, что тянулись к руке Дезмонда. Обрыв связи с марионетками всегда был болезненным, этот урок Мальстен выучил хорошо, поэтому для него не стало сюрпризом то, что Дезмонд со стоном повалился на пол и сжался в комок от боли.

Зарин спустилась с перекладины, а Риа — с полотен. Остававшиеся на арене Юстида, Данар и Кирим замерли, глядя на развернувшуюся перед ними сцену.

Им не обязательно это видеть, — подумал Мальстен, и усилием воли заставил их покинуть арену на то время, пока не придет черед вернуть их и продемонстрировать Дезмонду то, как должна в идеале выглядеть его работа.

— Вставай, — строго сказал Мальстен.

— Ты оборвал нити, проклятый изверг! — в сердцах простонал Дезмонд. — Опять! Зачем ты это делаешь?!

— Обрыв нитей — это больно, но ты контролировал артистов всего пару часов, и ни на ком из них не было красного. — Голос Мальстена остался бесстрастным. — То, что ты переживаешь, не так страшно, как ты пытаешься показать. Поверь, я очень хорошо знаю, о чем говорю.

Дезмонд лишь сильнее сжался, лежа на полу. Мальстен поморщился, вспоминая, как к подобным проявлениям слабости относился Сезар Линьи. В Дезмонде, скрючившемся на полу цирка, он видел отражение себя самого — ребенка или подростка, который частенько падал, не выдерживая боли, перед лицом не ведающего пощады учителя.

Меня поднимали и начинали тренировку заново. Каждый день по несколько раз. Как только заканчивалась расплата, и я мог снова применять нити, все продолжалось. Я пережил это еще в детстве. Если мать учила Дезмонда работе с нитями, должна была учить и хоть какому-то мужеству перед лицом расплаты.

— Вставай, — повторил Мальстен. — Ты данталли. Сама твоя природа задумана так, чтобы ты мог пережить эту боль, и просить жалости здесь не за что.

Дезмонд прерывисто вздохнул. Он оперся на пол и попытался подняться, однако тут же рухнул обратно и застонал громче.

— Хватит, Дезмонд, поднимайся, — закатил глаза Мальстен.

— Не могу! — со злостью протянул Дезмонд.

— Можешь. Просто плохо пытаешься. Ты лелеешь свою слабость.

— Откуда… — Дезмонд сделал паузу, чтобы перевести дух. — Откуда в тебе столько жестокости к слабости? Почему она так неприемлема для тебя?

Вопрос отчего-то ударил Мальстена, как пощечина.

Вставай. Как только расплата схлынет, повторим попытку, — эхом зазвучал у него в ушах голос Сезара. Мальстен выдохнул.