Юлия Галанина - Княженика. Книга 1. Золото

— Это поселок Никола, плавно перетекающий в Листвянку, — объяснил папа. — Никола на берегу Ангары, Листвянка — уже на Байкале.

Здесь пахло водой. Самой чистой в мире, но не самой теплой. Байкал нельзя было назвать дружелюбным: дул холодный ветер, колыхал тяжелую, свинцового цвета воду. «Ракета» прошла немного вдоль берега Листвянки, мы полюбовались на какие-то жуткие дворцы, то ядовито-розовые, то украшенные башенками, подвесными мостами и цепями, уместные в Голливуде, но совершенно дурацкие здесь. От этой красоты сам Байкал казался еще более хмурым и неприветливым, словно она его раздражала. Потом «Ракета» развернулась и пошла в поселок Порт Байкал, который был на другой стороне устья Ангары.

Он мне понравился больше. Порт Байкал не изображал из себя фальшивую Санта-Барбару, он был настоящим. Там торчали из воды сваи, на которых сидели крикливые чайки, к причалам были пришвартованы помятые катера и ржавые баржи. И там я поняла, что такое самая чистая вода в мире! Когда мы выгружались из «Ракеты», я глянула вниз — и сквозь прозрачную толщу воды увидела камни на дне. Так ясно, словно вот они, протяни руку и возьми округлую гальку. А там до дна было не меньше трех-четырех метров!

А может и больше.

«Комета-15» ждала нас у причала. Она была похожа на хищную косатку, не такая беленькая и большеглазая, как речная «Ракета». (Где прятались четырнадцать остальных комет, так и осталось для меня загадкой).

Сумки и рюкзаки занесли на борт судна, пассажиры расселись в двух салонах, носовом и кормовом, и «Комета», взревев двигателями, неспешно отчалила. Когда миновали Листвянку, по левую руку потянулись однообразные, не особо высокие горы, покрытые темно-зеленым лесом. Байкал приветливее не становился. Тени от облаков бежали по горам, делая горы еще мрачнее.

— Ты удивишься, когда до Ольхона доберемся, — пообещал папа. — Он другой.

Пассажиры, дремавшие утром на «Ракете», видимо выспались и решили, что пора подкрепиться. Остро запахло копченым омулем и пивом. Папа принюхивался, принюхивался — и пошел искать буфет. А на меня наоборот напала дрема. Иллюминаторы в «Комете» маленькие, чтобы разглядеть что-то, нужно либо брести на корму, либо выбираться на крохотные палубы по бокам судна, через которые идет погрузка. Но идти никуда не хотелось, я устроилась поудобнее в кресле и под рокот моторов задремала. Полностью уснуть мешали соседи. Довольно упитанный мужчина восточного вида, выпив водки, потом пива, и закусив рыбкой, начал громко излагать соседу, (которого видел первый раз в жизни) полный отчет по поездке в город, а потом перешел к своей родословной.

Назойливые звуки и запахи волнами расходились по «Комете», гоня сон прочь.

— Одна бабушка у меня чешка, а вторая — полька, — рокотал бурят.

— Самое смешное, что, скорее всего, это правда, — шепнул мне вернувшийся из буфета папа, заметив, что я не могу заснуть. — Может быть, бабушки, а может, прабабушки. Сюда ссылали и поляков, и чехов. Сходи, подкрепись.

Чувствовалось: он получает удовольствие от всего происходящего, потому что все это родное, очень близкое. А как там сложится в Африке, кто знает. Копченым омулем уж точно нигде пахнуть не будет.

Мне буфет не понравился. Он был засаленный какой-то, грязный. Там заправляла девушка в синем спортивном костюме, такая же засаленная, как ее прилавок. Но пиво у нее покупали бойко, торговля процветала.

Я взяла пластиковый стаканчик с чаем и вышла на корму, там было холодно, но хоть пивным перегаром не пахло. «Комета» оставляла пенный след. Парочка немецких путешественников — крепкие ботинки, добротные туристские костюмы, любопытство в глазах — слаженно щелкали фотоаппаратами, снимая байкальские виды.

А я вдруг задумалась, куда же я еду… Там, в Красноярске, было важно уехать хоть куда, хоть на край света. А теперь этот край становился все ближе и ближе. Папа любит северный Байкал до безумия — а я? Мне нравилось гостить в Нижнеангарске, я запомнила улочки, заросшие одуванчиками, а в палисадниках цветущие ранетки.

Одуванчики-то мне нравились, а вот тетя Неля… Они с папой совершенно не похожи. Может быть, потому что родные они по матери, а отцы у них были разные? Она неплохая, но ее всегда слишком много. Когда они приезжали к нам в гости, тетин голос начинал царить в доме — она громко и чуть-чуть визгливо рассказывала, какая ужасная была дорога, что именно нужно срочно купить, куда сходить. Она этой своей громкостью отпугивала. С мамой они не очень ладили, мама в библиотеке привыкла к тишине, а с тетей Нелей о тишине можно было только мечтать.

И еще она обожала рассказывать всякие страсти — кто из соседей умер, покалечился, был обманут, сам попался на каких-нибудь грязных делах, в общем, что-нибудь неприятное. Таких историй у тети Нели было неисчерпаемое количество — она же владела ларьком, который гордо назывался бутик и, стоя за прилавком, была в курсе всех дел в поселке. Дядя Гриша работал шофером водовозки, был страстным рыболовом, как и папа, и, по-моему, старался часто на глаза тете Неле не попадаться, будние дни пропадая на работе, а выходные — на рыбалке. С Анжелкой, то есть с Анжеликой, моей двоюродной сестрой, мы тоже как-то не особо дружили, с ней было скучно.

А теперь я должна у них прожить целый год…

И вдруг я подумала, что, может быть, папина идея не такая уж и удачная? Может, лучше мне было бы остаться в Красноярске?

Нет, там тоже оставаться было нельзя. Ладно, что раньше времени себя расстраивать.

Я вернулась в салон, забралась в кресло и задремала.

До Ольхона мы добрались к обеду. Папа был прав — остров отличался. Крутые безлесые утесы застыли над холодной водой. Степные травы покрывали их выпуклые лбы.

«Комета» остановилась в одном из заливов около баржи, служившей пристанью. Нас выпустили погулять. По барже. Внутри она была кирпично-красного цвета, видимо, хорошенько прокрашенная суриком. На берегу стояло в ряд несколько крохотных домиков, такие ставят на турбазах. За их строем укрылись пара домов побольше. По желто-зеленым степным склонам уходила куда-то вдаль линия электропередач. Серебристые опоры ЛЭП усиливали ощущение безлюдности и какой-то космической отрешенности.

Мы простояли дольше, чем предполагалось: в «Комете» что-то сломалось, она не заводилась. Пассажиры рассказывали друг другу страшные истории про то, как в других рейсах случались вещи и похлеще: как она заглохла посреди Байкала и всю ночь дрейфовала, придя на место назначения только под утро. Или как экипаж напился и со всего размаха причалил подводнокрылую красавицу на пляж в Нижнеангарске. Где она так завязла в песке, что простояла несколько месяцев, украшая поселок. Пока не пришел мощный теплоход и не сдернул ее обратно в воду. А около нее уже и кафе чуть не возникло с красивым названием «Под кометой».