Юлия Галанина - Княженика. Книга 1. Золото

«Жигуль» дернулся и замер. Дядя Гриша, хлопнув дверью, вылез из машины.

— Проклятые фашисты! — рявкнул он яростно. — Разлетались тут на своих «Мессершмидтах», истребителя на вас нету!

— Ой, кто это? — вырвалось у меня.

— Да понаехали! — сплюнул от души на дорогу обозленный дядя Гриша. — Всякие столичные. С каждым годом их больше. Все скупили, до чего дотянулись. А эти от художника едут, не иначе. Чуть багажник не снесли, уроды.

Из калитки павой выплыла Анжелика.

— О-о-о… — пропела она, — знакомая тачка… Родоки Ярослава катаются. Это твой будущий одноклассник, Алисочка, — в наш класс тебя точно не возьмут, мест нет. У нас ведь сильный класс.

— Ты их знаешь?

— Я со всяким а-а-а-тстоем не а-а-а-абщаюсь, — давя на «а», протянула Анжелика. — Тем более, с ашками. Там же Ольга Ивановна классная — а это вообще проще удавиться сразу.

Мне так понравилось, что мы не будем с ней учиться в одном классе, что остальное я как-то пропустила мимо ушей.

— Все готовы? — присоединился к нам папа. — Веди нас, прекрасная Анжелика.

Анжелика польщено улыбнулась и пошла первой. Острые шпильки оставляли за собой извилистую цепочку глубоких ямок. Я порадовалась, что на мне кроссовки.

Мы отдали в школьной канцелярии мои документы, заявление, и вышли на остановку транспорта, прямо около школы, чтобы уехать в Северобайкальск. Про школу я решила пока не думать, провожу вечером папу на поезд, тогда и начну жить новой жизнью.

— Лисеныш, — сказал папа, когда мы остались одни, Анжелика созвонилась с кем-то и умчалась, — нет такой науки — «ихтиандрия». Есть ихтиология — наука, изучающая рыб. А Ихтиандр — это человек-рыба, персонаж фантастической повести Беляева.

Иногда папа разговаривает, как оживший энциклопедический словарь.

— Хорошо, что тетя Неля с дядей Гришей этого не знают, — улыбнулась я.

Подошел маршрутный автобус до Северобайкальска, мы уселись на заднее сиденье.

— Раз уж ты собралась жить своим хозяйством, — объяснил мне папа свой план, когда мы тронулись, — надо тебе хоть одеяло с подушкой купить, да простыней и пододеяльников. Но только дай мне слово, что если в Душкачане будет плохо, ты переедешь к тете и дяде без всяких вопросов. Тебе самой придется топить печку, и туалет там в огороде весьма ветхий, и вода в колодце. Только кажется, что это прекрасно и романтично, на самом деле так жить очень тяжело, особенно горожанину.

— Хорошо, пап, — кивнула я в такт колыханию автобуса. — Во всяком случае, я попробую. Если не получится — тогда переберусь на тетин диван. Просто тот дом — наш, а тетин — не наш.

— Мама мне голову оторвет, когда узнает, — пробурчал папа. — Скажет, что я тебя совсем распустил.

— Наоборот, я же буду вырабатывать самостоятельность!

— Наоборот, в смысле вторую приставит? — грустно пошутил папа, приобнимая меня за плечи. — Самостоятельность детей, ты знаешь, не столько радует, сколько пугает родителей.

— Только ты пиши, ладно? — попросила я.

— Если получится, буду слать эсэмэски. И обычные письма. Надо только будет разобраться, как африканская почта работает.

Автобусик выехал за поселок. Трасса шла вдоль берега, впритирку к насыпи железной дороги. С одной стороны был Байкал, с другой — каменистый крутой склон. Я глянула в окно на озеро — и ахнула. Макушки гор на той стороне Байкала словно мукой присыпало. А в темных распадках клубился белый туман, холодный даже отсюда. Словно маленькие облачные смерчи вырывались из ущелий. Но еще же только начало сентября!

— Пап, гляди!

— Да, снег выпал, — подтвердил папа. — Самое время. «Замерзли все цветы, ветра сошли с ума. Все, у кого есть дом, попрятались в дома», помнишь у Быкова? Здесь — так.

И все равно я не могла поверить. А осень?

— Да не переживай ты, — усмехнулся папа. — Осень будет долгой. По северным меркам. Здесь Байкал держит тепло, смягчает климат. А за перевалами — вот там да, уже заморозки бьют.

— А когда он замерзает?

— В начале января.

— Что, правда?

— Сама посмотришь. Только одевайся потеплее, не модничай. Валенки обязательно купи.

— Ладно, — пробурчала я.

У меня и ботинки зимние теплые, обойдусь как-нибудь.

— Лисеныш… — угрожающе начал папа.

— Да куплю я, куплю, сказала же! — возмутилась я. — Ты лучше сам не пей там, в Африке, что попало. И воду обязательно кипяти. А то подцепишь какую-нибудь муху цеце.

— Я же не антилопа! — возмутился в ответ папа.

— А они не только антилоп кусают, — уверенно сказала я, вспомнив старую подшивку «Вокруг света», которую мама как-то принесла почитать. — Слоновья болезнь называется…

Дорога шла то вниз, то вверх.

Автобус тряхнуло на ухабе, и мы дружно взвились в воздух.

— Ух!

Я люблю заднее сиденье за такие полеты.

Оглядевшись, я увидела, что мы проезжаем стелу на горном склоне, на которой было увековечено: «Мысовые тоннели». Потом, на другой стороне, промелькнул заключенный в две арки кусок рельса и надпись «Сбойка четвертого мысового». А потом, опять на горной стороне, огромными, сваренными из труб буквами было запечатлено: «Тоннели строят настоящие мужчины». Ага, значит, здесь проложены тоннели для поездов. Все понятно.

Потом промелькнули большущие буквы «Северобайкальск», но по обочинам дороги по-прежнему шли кусты, а не дома. А потом мы поднялись на горку, и покатились вниз — к белеющим на воде яхтам, к причалам, к большому квадратному зданию. К северобайкальскому порту. Здесь вчера приставала «Комета», эта была предпоследняя остановка перед Нижнеангарском. Но и около порта никакого города не наблюдалось, и лишь когда мы снова въехали на горку, железнодорожные пути справа расширились, как расходится река на множество рукавов, замелькали строения. Большим мостом мы проехали над железной дорогой, свернули на светофоре налево и покатили по городской улице к вокзалу.

Странные изломанные панельные пятиэтажки без балконов стояли у обочины дороги. Кругом было как-то лысо, а ведь сопки вокруг города тонули в зелени. (Когда мы приезжали, точнее, прилетали, в Нижний в прошлые разы, то до Северобайкальска, почему-то, не добирались, и теперь все вокруг для меня было внове. Не добирались, видимо, потому, что папа не желал тратить ни минуточки на всякую ерунду, когда есть Душкачан, рыбалка и охота.)

Папа, как всегда, заметил мое удивление.

— Думаешь, почему они такие? Это специальные дома, сейсмичные, ветроударные. Здесь, на мысу, постоянные сильные ветра, вот ленинградские строители и спроектировали такие дома для БАМа.

— А мне Нижний больше нравится! — буркнула я.

Там у одноэтажных домиков палисаднички, и в них цветы цветут. И порт прямо в городе. И аэропорт есть. И дома вдоль улицы стоят, а здесь улица сама по себе, а пятиэтажки сами по себе. И зачем строить город в месте, где постоянно дует ветер?