Игорь Маранин - И у стен есть уши [СИ]

Отчаяние не приходит сразу. Чтобы не случилось, в первый момент человек просто не верит произошедшему. Он пытается найти выход, но… Выхода нет. Время не повернешь вспять. Судьба уже бросила кости и тебе выпало «пусто». И вот тогда тебя скручивает, наконец, отчаяние. Хочется выть в голос и биться головой о стену. Хотя бы изнутри… Но головы нет — ты всего лишь бесформенная тень. Заблудившаяся в ином мире память о себе живом. Не в силах больше смотреть на хохочущего мага, я отвернулся… отвел глаза? рассеял внимание?.. и тут на меня налетело что-то сильное и свирепое.

— Ага! — выкрикнуло Что-то. — Попался! Теперь ты, сволочь, за все ответишь!

Затем резко развернуло меня к себе лицом, испуганно ойкнуло и отпустило. Передо мной в сером полумраке междустенья колыхалась Тень.

— Ты не Корнелиус, — огорченно констатировала она женским голосом, — но где же он?

— Он там… — вздохнул я. — В моей комнате.

И мы одновременно посмотрели на все еще смеющегося мага. Он словно почувствовал это. Поправил парик, выпрямился и надменно бросил слова в пустоту комнаты:

— Если ты уже познакомился с Соней, то передавай ей мои наилучшие пожелания. Адью, красавица!

И развернувшись на каблуках, Корнелиус подхватил сундучок и проследовал на балкон.

— Раззява! — выругалась на меня Соня. — Кочка болотная! Он у меня уже в руках был! Откуда ты только взялся на мою голову?!

Я виновато пожал плечами. По крайней мере, попытался это сделать.

— Мы хоть где? — спросила женщина-тень. — Всё еще в Петрограде?

— Мы в Новосибирске, — ответил я. — Скажи, а обратно теперь как-то можно? Или это… навсегда?

— Новосибирск какой-то, — проворчала Соня, — понастроили тут городов, плюнуть некуда. Говорила я Зинке, не радуйся раньше времени! А она: «Тринадцать лет! Мы так недавно Его приветили, любя». Вот, доприветствовались. Ты чьих будешь?

— В смысле? — не понял я. — Меня зовут Дима. Дима Дымов, парикмахер. Вы про какую Зинку-то? Про какие тринадцать лет?

— Про какую… Про Гиппиус. Дружили мы с ней когда-то. Она все перед первой мировой думала, что двадцатый век еще исправится. Мол, ему только тринадцать. Ага, исправился, как же. Меня Соня зовут, Софья Подосинкина. В Смольном училась, институт благородных девиц, мать его так. Пока за драку не выгнали. Ах, какая была славная драка! Ты когда-нибудь ночной вазой от троих оборонялся? Чепцом уши противнику завязывал?

Я отрицательно помотал головой. Я и без чепца никому ничего сроду не завязывал.

— Тогда ты меня не поймешь! — констатировала эта удивительная женщина. — Ладно… Жаль, конечно, что из-за тебя я этого изверга свинячьего упустила, ну да что теперь поделаешь. Бывай!

— Подождите! Как это бывай?! Соня, да я здесь ничего не знаю… Что мне теперь делать-то? Как жить?

— Ну как… — остановилась Соня. — Стенки здесь неплохие, прочные, хоть и узкие. Телевизор есть, ежели кто книжки читает, можно через плечо заглядывать. Окон уличных полно опять же. Я, между прочим, пятнадцать лет вообще в стенах тюрьмы провела! Все шестидесятые пропустила, Элвиса Пресли, стыдно сказать, только в гробу и видела. Да и то муляж. А Элвис к нам в Стены ушел, прикольный мужик, кстати. По субботам в фундаменте Лувра концерты дает. А потом целыми днями Джокондой любуется, все насмотреться не может. А чего та Джоконда… Один товарищ рассказывал — глупая баба была, одно и умела, что мужикам улыбаться.

— Да не хочу я целую вечность в телевизор пялиться! Я его и живым-то редко смотрел. Возьми меня с собой, а? Я боюсь… один.

Соня с сомнением посмотрела на меня:

— Вот здрасьте, я ваш поросенок… А на кой ты мне сдался? Хотя… Гвозди выбивать умеешь?

— Забивать? — переспросил я.

— Забивать — это с той стороны. А с этой — выбивать. Трудное дело, но зато платят хорошо.

— Сумею! — заверил я. — Обязательно сумею! Только зачем их выбивают-то?

— Ну ты и недотепа, — удивилась Соня, — они ж царапаются! Ладно уж… Пошли. Только смотри, не отставай, ждать не буду.

К моему удивлению, передвигаться внутри стены оказалось легко. Плыви себе да плыви, поглядывая по сторонам. Для жителей этого мира стены казались полыми и прозрачными. Вот только шагнуть сквозь эту прозрачность не удавалось еще никому. Корнелиус стал первым. И то ему понадобилось почти пятьсот лет и несколько десятков таких же обманутых, как и я, чтобы достичь результата. Если слово «закон» применительно к этому миру, то зловредный маг и алхимик был вне его.

Соня тоже оказалась жертвой этого проходимца. В 1915 году, когда она тайком ото всех собиралась сбежать на германский фронт, он явился ей точно также, как и ко мне, и заманил в этот каменный мир.

Больше всего меня заинтересовал вопрос, как стенцы — так местные «жители» называли себя с легкой руки некогда попавшего сюда Маяковского — передвигаются между домами. По пространству, где нет никаких стен. Оказалось, что в городах с их прежними каменными мостовыми или современными асфальтовыми дорогами это проще простого. Между городами существовали федеральные трассы, но путешествия по ним — штука долгая и утомительная. Впрочем, если не хочешь свихнуться от скуки, то отправиться путешествовать — самое правильное решение. Беда в том, что и путешествия вскоре надоедают, и жителей Стен начинает одолевать непреодолимая лень. Лень желаний. Почти каждый третий стенец болен этой неизлечимой болезнью.

— А горы? — спросил я. — В горах вы можете жить?

— Мы, — поправила Соня, продолжая движение, — привыкай говорить «мы». Нет, не можем. И в деревянных стенах тоже. Только в рукотворном камне, цементе, асфальте… Стоп! Куда это мы зашли?

Она резко остановилась, а я не успел и уже, пролетая мимо, почувствовал, как меня твердой рукой схватили за шиворот. Ну, или что там у нас, теней, вместо шиворота?

— Тормозить учись, раззява, — Сонин смех рассыпался маленькими шариками между стен и раскатился в разные стороны, — так и в ловушку влететь можешь.

— В какую еще ловушку? — я невольно поежился. Вот ёжиться оказалось проще простого: хоть совсем съежься, до самой последней молекулы — никаких проблем.

— Известно в какую — во временную. Эйнштейн, бродяга, понастроил ловушек по всем Стенам, а сам взял да и пропал. Сумасшедший старикан! Со временем в прятки играл, как с дитем глупым. Но, видно, доигрался. Пропал — и нет его. А жаль, — неожиданно вздохнула Соня, — он так умел ухаживать… Интересно, а где у вас тут ближайший клад?

— А зачем нам клад? Корнелиуса на него выманивать?

Соня странно посмотрела на меня и неожиданно заявила:

— Димыч, ты — гений! Про клад-то я просто так ляпнула. Но… но это идея! Корнелиус, собака латинская, клад и сквозь стену почует!