Олег Будилов - По дороге к высокой башне. Часть третья [СИ]

— Бросьте оружие, — крикнул я, — если будете сопротивляться, мы перебьем всех до единого.

Солдаты, оставившие свои посты, но не примкнувшие к людям Колуна, как только во дворе началась резня, в страхе забились под лестницы или спрятались между амбарами. Все время пока шел бой они так и оставались в своих укрытиях боясь высунуться наружу. Сейчас они в ужасе смотрели на меня и не понимали, как следует поступить. С одной стороны, я дал недвусмысленный приказ, но с другой — мои солдаты не наставляли на них оружие.

— Я обращаюсь к людям из банды Колуна, — сказал я, — сдавайтесь, пока мы не отправили вас всех в преисподнюю.

После резни, устроенной нами во дворе бунтовщиков осталось меньше половины. Загнанные в угол перепуганные бандиты принялись разоружаться. Кинжалы, клевцы и топоры полетели на камни.

— Сгоните их всех в амбар, — распорядился я, — если станут шуметь, убивайте без жалости.

Ко мне подошел Зумон, толкая перед собой одного из зачинщиков мятежа. Разбойник был ранен, но все еще мог стоять на ногах.

— Если не возражаешь, я хотел бы его расспросить, — сказал дворянин, — пусть расскажет, что они хотели с нами сделать и как.

Я согласно кивнул. В том, что дворянин сумеет разговорить разбойника, я не сомневался. Воины это умели. Конечно, я был не сторонником пыток, но сейчас мне важно было узнать правду.

— Отведи его на задний двор.

На земле осталось лежать одиннадцать мертвых тел. Осматривая убитых, я сокрушенно покачал головой. Хороши бойцы у Колуна. Почти все разбойники были убиты ударами в спину. Никто из них не захотел сражаться. Когда мы схватились за мечи, большинство попыталось спастись бегством. Неужели они надеялись на то, что без труда одолеют нас? Вот к чему приводит глупость и безнаказанность.

— Соберите оружие, — приказал я Холину, — оно нам еще понадобиться.

— Сделаем, — он тяжело вздохнул и поднял с мостовой первый кинжал.

С заднего двора раздался крик полный ужаса и боли. Это Зумон приступил к допросу.

Закончив осмотр двора, я зашел в амбар, в котором сидели пленные бандиты. При моем появлении присмиревшие разбойники боязливо переглянулись. Они не ждали от меня ничего хорошего, а вопли несчастного собрата недвусмысленно давали понять, что церемонится с ними никто не собирается.

— Кто из вас решил поднять мятеж? — спросил я.

Люди молчали.

— Я повторяю вопрос, — сказал я и потянул меч из ножен, — кто из вас затеял смуту?

Испуганные блеском клинка наемники отступили к стене и неожиданно вытолкнули вперед маленького мужичка, одетого в кожаный панцирь с оторванным наплечником. Похоже, во время скоротечного боя по нему скользнул меч какого-то дворянина, но серьезной раны не нанес, крови я не заметил.

— Это все Пупон, господин, — еле слышно промямлил он, — и его друг Шипун.

— Что с ними стало?

— Их убили, господин.

— Хотите последовать за ними? — прямо спросил я и поднял меч на уровень глаз.

Наемники попятились, но отступать было некуда, задние уперлись в стену амбара.

— Или вы пойдете на стену и будете сражаться вместе со мной, — добавил я, — или всех вас зарежут прямо в этом сарае, а тела бросят на потеху воронам.

Маленький мужичок оглянулся, словно ища поддержки у остальных, потом опустился на колени и сказал, — мы будем сражаться, господин.

— Не слышу!

— Мы будем сражаться, — хором ответили наемники, один за другим опускаясь на сухую солому, устилавшую пол.

Зумон довольно скоро закончил допрос. Замученный им разбойник многое успел рассказать под пыткой, прежде чем ему даровали быструю смерть.

— Колун решил, что ты хочешь ограбить монастырь, поэтому и отправил своих людей, — сказал Зумон, вытирая кровь с правой руки обрывком холста, — он думал, что его головорезы смогут принять участие в дележе добычи.

— Вот, как, — удивился я.

Теперь многие странные слова, сказанные на прощание старым разбойником, стали мне понятны.

— Когда бандиты поняли, что ты не собираешься разорять обитель, они решили поднять мятеж. Понадеялись на то, что остальные простолюдины их поддержат.

— Глупая затея, — задумчиво сказал я.

— Согласен, — Зумон кивнул головой, — но это еще не все. Скоро сам Колун будет здесь. Он говорил своим, что хочет лично убедиться в том, что его доля награбленного никуда не денется. Он рассчитывает забрать сокровища и вернуться в город до появления орды.

Так или иначе, порядок в обители был восстановлен. Мертвецов вынесли за ворота и сбросили в неглубокий овраг, а потом тела засыпали землей. Ритуал погребения был нарушен, но я не хотел, чтобы трупы смердели. Стояли теплые солнечные дни и непогребенные тела могли доставить нам много неприятностей.

— Что прикажешь делать с теми бандитами, которые поклялись тебе в верности? — спросил Пошун.

Он был недоволен моим решением и считал, что лучше было перебить всех сподвижников Колуна.

— Отправь их на стены, — ответил я.

— А, если… — начал, было, он, но я не дал ему закончить.

— Скоро не будет никаких если, — отрезал я, — мы на пороге войны.

Пошун пожевал губами и кивнул.

— Хорошо, как скажешь.

После жестокого подавления мятежа наемники взялись за работу. Теперь никто из них и не думал огрызаться. Только получив приказ, они без лишних разговоров кидались его выполнять. Разросшиеся под стеной деревья срубили, распилили на чурбаки, раскололи на поленья и сложили в поленницы, чтобы в случае ночного нападения запалить для освещения. Башни освободили от хлама, а внутри двора сложили невысокую баррикаду на случай, если степнякам все-таки удастся прорваться за стену. Чтобы у солдат не было времени для страхов и сомнений, я старался занять их каким-нибудь делом, хотя поводов роптать у них и так было немного. В полдень они получили свою кашу, щедро сдобренную салом, а в дополнение ко всему Холин принес из кладовой солонины и вина. Повеселевшие от выпивки и сытной пищи солдаты славили командира, громко выкрикивая мое имя. Казалось, они уже и думать забыли о своих товарищах, павших во дворе по собственной глупости.

Ниман сражался хорошо и даже заколол одного из людей Колуна. Стыдиться ему было нечего, но после боя он старательно сторонился меня и даже завтракать отправился в одиночестве на смотровую площадку. Переживания — переживаниями, но я должен был быть уверен в том, что молодой воин не подведет меня в бою, поэтому недолго думая я взял свою миску и присоединился к нему.

— О чем задумался? — спросил я, подходя к юноше и опускаясь на маленькую скамейку, специально приготовленную монахами для ночной молитвы. Многие братья любили забираться на стену и обращаться к богам с различными просьбами в тот момент, когда обитель затихала и ночь опускалась на степь. Теперь эти лавочки использовали солдаты, отправленные на стены для наблюдения за кочевниками.