Екатерина Близнина - Тень и её демон

Сейчас гвардия начнет искать дядю, а мы в это время попробуем остановить его жуткую машину имени меня.

Какая ирония.

«Эсстель против Эстел», я настаиваю на таком заголовке, господин Фарелл. (Подчеркнуто)

Возможно, родись я сыном, ему не пришлось бы менять звучание моего имени, чтобы слово в мужском роде подходило для девочки. Может, он больше доверял бы мне и не довел до такого кризиса страну…

Я ничего не успела сказать сестре. На нас напали.

Мастер Парриш убит королевским гвардейцем! На моих глазах. Свидетелем был Магистр Терри и добрая половина квартала рядом с его лавкой. ПУСТЬ ОБ ЭТОМ УЗНАЮТ ВСЕ! Вы обязаны рассказать, каким великим человеком был Арвален Парриш, как он мужественно боролся с тираном до самого последнего вздоха. Он один из немногих, кто, зная правду, не боялся короля! Благодаря ему я, принцесса Эсстель, нашла в себе силы противостоять жестокому режиму. Он помогал мне, рискуя всем. Он помогал моей сестре, которая и вовсе была марионеткой в руках своего отца. Неважно, выживу я или погибну — если мои действия приведут к свержению тирана, значит, в этом есть заслуга Арвалена Парриша, героя. Он заслуживает, чтобы его имя вписали в историю Акато-Риору.

Магистр по имени Терри отказался назвать свое родовое имя, но я подозреваю, что он тот самый Терри, который был сыном Советника Риамен. Я помню его юношей. Госпожа Риамен была арестована за злоупотребление, её муж и дочь были высланы из страны, а Терри, по всей видимости, укрыли в Академии. Я попрошу Секретаря проверить мою догадку. Терри Риамен, подумать только! Я была влюблена в него, когда мне было 11 лет, а теперь он такой же заговорщик из подполья, как и я.

Меня укрыли в Академии. Отсюда я больше ничего не могу сделать, только беспомощно наблюдать. Я даже не знаю, жив ли Секретарь и остальные. Знают ли они, что я жива (пока)? Молюсь, чтобы они не наделали глупостей, а тоже затаились и укрыли семьи от надвигающегося шторма.

Терри едва не погиб из-за того, что я уговорила его отправиться со мной выручать мою сестру из храма. Мы оба едва не погибли. По моей вине. Терри наказали, но виновата я.

Королевские гвардейцы отняли мой браслет чуть ли не вместе с рукой. Теперь у короля появился еще один рычаг влияния на Тамину — он может читать ее мысли и отдавать приказы на расстоянии.

Терри рассказал, что за магией пользуется король. Магия крови. Это не шутки и не сказки. Она действительно может уничтожить психику человека.

Наши предки научились подчинять себе людскую кровь во время гонений. В целях самозащиты. Суть в том, что владеющий магией крови может управлять жертвой, как кукольник управляет марионеткой. Услышав приказ, сама сущность человека (для простоты понимания «кровь») начинает выполнять распоряжение, приняв приказ за собственную потребность — не важно при этом, насколько это опасно для жертвы. Манипулятор может сказать: «умри» — и жертва умрет.

Терри очень неохотно отвечает на мои вопросы. Кажется, он тоже был замешан в этом. Помогал королю. Я думаю, его заставили. Терри не такой человек, чтобы заниматься подобным по доброй воле. Кроме того, он же сейчас с нами, а не с королем. Верховный магистр доверяет ему, как родному сыну.

Единственное, что я поняла, из его объяснений — это то, что человек, ставший жертвой магии крови, может постепенно сходить с ума, начинает слышать голоса в голове. Постоянный конфликт своей воли и воли хозяина могут приводить как к разрушению личности, так и к противоположному результату. Человек учится выстраивать границы и различать, в какой момент начинает действовать чужая воля, учится противостоять этому и может одержать личную победу над внутренними демонами.

Терри не верит, что Тамина справится. Он запрещает мне даже думать о том, чтобы приближаться к ней, потому что, став демоном, она перестанет себя контролировать.

Если Лансель уничтожит машину — барьер защитит нас. Хотя бы на время.

Если Рин или Волк убьют короля, но не смогут уничтожить машину — барьер падет, но гвардия будет дезориентирована без своего хозяина. Я надеюсь, они присягнут мне.

Если Тамина не придет, значит, она на стороне короля, пусть не по своей воле, а подчиняется страшной магии крови. В таком случае я уже ничего не смогу сделать.

В кабинете Верховного магистра, пятый день весны

Магический огонь доедал покрывшиеся серым пеплом дрова в камине. Лекарь разворошил каминными щипцами угли и добавил ещё пару свежих, ещё сохранивших запах древесины, поленьев. Пламя сперва сердито зашипело, а потом благодушно приняло угощение и длинными языками облизало всё щепочки на светлой древесине.

Я безотчётно постукивала ногтями по обложке записной книжки Эсстель и задумчиво смотрела на огонь в камине. С первым побуждением швырнуть дневник принцессы в огонь я уже справилась. Он был написан не для меня, и не мне решать его судьбу. А второе… так и не пришло. Оказалось, что я абсолютно не представляю, что теперь делать — ни с полученной информацией, ни вообще.

Сын мастера Парриша молчал, только наблюдал за мной, да записывал что-то огрызком карандаша в собственную книжечку, вдвое меньшую по размеру. Причем тут же прятал её в глубокий карман брюк, как только замечал, что я вижу то, чем он занят. Еще один дневник с откровениями? Я обдумала этот вариант и пришла к выводу, что мне плевать.

Я откинулась на спинку кресла и закрыла глаза, мечтая уснуть на сто лет. Но шум крови в ушах не позволил мне провалиться в спасительное забытье. Ну и ещё внезапный и настойчивый стук в дверь. И лекарь, который тряс меня за плечи.

— Как вас там… Тамина? Вы слышите меня?

Резкий запах чего-то невообразимо отвратительного бесцеремонно ввинтился мне в голову. Я распахнула глаза и лишь чудом удержалась от того, чтобы не полоснуть Иглой по участливому длинноносому лицу.

— Какого демона! — хрипло крикнула я, на эмоциях воткнув острие Иглы в обшивку кресла рядом с собственным бедром.

— Я решил, что вам дурно. У вас нездоровый цвет лица.

Я хмыкнула, но решила не уточнять, насколько мне повезло, что у меня вообще есть хоть какой-то цвет лица. Огромный красный диск солнца величаво выплыл из-за горизонта полностью, пока я читала. Я следила за ним краем глаза. Проверяла, не потеряют ли плотность пальцы, листающие хрупкие страницы. Дорогая бумага не утратила свою шелковистость. Звуки не перепутались с запахами. И мне даже не очень больно. Разве что в груди поселилась выматывающая тяжесть, будто вместо живого сердца у меня отныне холодный кусок металла, а вместо легких — рваное ватное одеяло.