Марик Лернер - Обмануть смерть

В какой-то момент фем опустил оружие и перестал защищаться. Наверное, надеялся на последний удар. Только враг не дал ему пощады, продолжая резать. Отсек нос, уши, нанес еще два десятка ранений. Келли стоял, качаясь, уже ничего не соображая. Даже азартные крики, звучавшие время от времени со стороны свидетелей боя, перестали звучать. Зрелище было достаточно неприятным и мало кому понравилось. Не состязание силы и ловкости – убой.

– Что он делает! – зарычал кто-то из солдат и отлетел от оплеухи, не давшей поднять мушкет.

– Это поединок до смерти, – прошипела Маргат, оборачиваясь к остальным. – Вмешавшегося убьют. Люди прикончат. Иначе и им не жить. И неизвестно, не всех ли вас сразу. Хотите?

Фем в круге зарычал и шагнул вперед, из последних сил поднимая превратившийся в гирю меч. Мало шансов, что он осознавал происходящее. Просто пытался уйти от бесконечной боли, как бык бежит от слепня, жалящего его в круп.

Псоголовый изящно уклонился, пропуская шатающегося человека мимо, и рубанул сзади, рассекая позвоночник и тело. Посмотрел на труп в луже крови у ног и, вытерев клинок о покойника, бросил ангх в ножны. Опять замелькали руки.

– Вещи не трогать!

– И послушаются? Так и будет лежать? – удивился сержант.

– Даже меч теперь проклятый, – пробурчал лекарь, вслушиваясь в слова Маргат.

– Он умер воином, с оружием в руках, – бесстрастно продолжала переводить проводница. – Слабый, но все же правильно себя повел. А вы, ползающие в грязи дети Солнца?

– Нет, Пулад! – резко сказала Кара, хватая дернувшегося брата за плечо. – Мы не развлекать варваров приехали, – добавила уже тише. – Достаточно одной смерти, он же все равно не успокоится.

– Никто не выйдет? – спросил победитель. Голос крато отсутствовал, вместо него звучал совсем иной, но специально, или вкладывая нечто свое, Маргат выразила разочарование. – Значит, вы еще хуже моих представлений. Ну что ж, сами выбрали. Пройдете свободно, платы не возьмем.

Люди вокруг выдохнули одновременно. Феликс понял: он снял со своего народа ответственность за сохранность экспедиции. Ведь пошлина именно это и означала. Заплативший получал покровительство, следуя по их территории. Нет, сопровождать их никто не собирался, но в случае нападения или иного неприятного происшествия можно было обратиться с жалобой. Как правило, рисковать, грабя идущих по дорогам, желающих не находилось. И если они разбираются с нарушителями спокойствия столь же жестко и кроваво, ничего удивительного. Это им проводница объяснила заранее. А вот отказ означает отсутствие незримой защиты единственной серьезной власти. Такое случается очень редко.

– Последователи каждой из религий, существующих в мире, – начала вновь переводить Маргат быстро мелькающие жесты, – убеждены не только в истинности свой веры, но и в том, что эта вера уникальна и неповторима. Мы не спорим с их взглядами. Мы с уважением относимся ко всем верованиям, помогающим жить в мире и согласии с окружающими. Трудно любить людей, но можно с их присутствием мириться, пока они занимаются своими делами, выполняют предписания и ведут себя правильно. Нас не очень волнуют их войны вообще и далекие от гор в частности. Мы не вмешиваемся. Но вот когда жадные руки Солнца, не удовлетворившись уничтожением чужих храмов и низвержением человеческой веры, тянутся сюда – только лишенные памяти будут защищать змей, норовящих испоганить души, плюя на ваших предков, верящих в других богов. Отказаться от родичей и уготовить им забвение, потому что некто не желает сохранить прошлое и набивает мошну золотом, выдавая это за волю Солнца?

Он перестал жестикулировать, резко повернулся и отошел в сторону. Люди принялись поспешно расходиться. На стоящих кучкой членов экспедиции никто не смотрел.

– Мы… это… не пойдем дальше, – произнес, запинаясь, один из нанятых в городе помощников.

– Вы деньги получили! – возмутился Пулад, – и обязательства должны выполнить.

– Зачем нам золото, если жизнь отнимут, – сказал с жутким акцентом заросший до бровей оборвыш, еще вчера готовый целовать руки, и, возвращая, протянул монеты.

– В договоре не предусмотрен отказ, – отводя ладонь, возразил Пулад. – Если понадобится – заставлю.

– Попробуй, – в голосе послышалась злоба. – Здесь тебе не долина и губернатора нет. А мне без разницы, что там написано имперцами, – заявил человек и швырнул ему под ноги деньги. – Подбирай теперь, раз взять не хочешь.

И остальные дружно принялись кидать деньги на землю. На лицах – негодование. До сих пор они чувствовали неудобство, идя против соглашения. Теперь их как бы обидели, не желая признавать резонов. Руки на дубинках и ножах. В глазах желание поквитаться с гонористым начальником.

– Пусть идут, – быстро сказала Кара, не дожидаясь начала столкновения. – Чем они лучше нас, если нарушают данное слово? Родичи им припомнят такое поведение на том свете, – произнесено было явно для их ушей. – Нарушающий клятву никогда не возродится снова.

«В старые времена тоже такое звучало? – вяло удивился Феликс. – Если нет, не очень-то подействует».

– А выберемся, и на этом припомним, – буркнул сержант, глядя в удаляющиеся спины. – И они это знают. А значит, вдвойне опасны. Вполне могут, не дожидаясь грабителей, напасть сами. Для нищих наше добро – огромная ценность. Оно и для солидных дядек не мелочь. Яки, оружие, деньги, даже одежда. Кого из этих рядом увидите, не стесняйтесь шуметь. Нам с ними отныне не по пути.

– Быстро, – скомандовала Маргат, – собираемся и уходим. Это только начало. Завтра против нас будет весь караван. Они просто еще не сообразили. Ночь впереди, и она может для всех стать последней.

– А ты не уйдешь? – с подозрением спросила Кара.

– Я взяла ваши деньги и кое-что пообещала. До тех пор, пока исполняете команды, договор в силе. Вы собираетесь его расторгнуть?

– Нет!

– Тогда делайте, что говорю! Каждая минута промедления выйдет боком!

– Чимпай, собери монеты, – приказал Пулад.

– Почему я? – ворча, опустился тот на колени.

– Поговори еще, – рыкнул Дюби. – И не вздумай зажилить парочку.

– За мной езжайте, – потребовала проводница, одним красивым прыжком взбираясь в седло меланхоличной лошадки и сворачивая с дороги, по которой двигались остальные.

– Пошли, – с раздражением вскричал Чимпай, пиная яка ногой. К скотине здесь относились без всякой жалости, и ничего из ряда вон выходящего он не совершил.

Ему крайне не нравилось все происходящее, и в первую очередь необходимость идти пешком, когда освободилась дополнительная лошадь. Вот с какой стати эта баба за собой потянула?

Вечно спокойное и невозмутимое животное внезапно взбрыкнуло и понеслось к реке, преследуемое заполошно орущим растерянным легионером. Никто из каравана и не двинулся остановить зверя. Псоголовые единственные смотрели на зрелище и, судя по лаю, смеялись. Хотя может быть это просто казалось, и они обменивались философскими речами.