Андрей Кокоулин - Мастер осенних листьев

— Проснулась?

Не дождавшись от хватающей воздух ртом девушки внятного ответа, Скаринар пошел прочь.

Эльгу потащили за ним. Едва она затрепыхалась, стражник двинул ей в живот. Этого хватило, чтобы дальше не помышлять даже о шевелении пальцами. Гремело железо, звонко били в пол сапоги, проплывали мимо комнаты.

Когда они выбрались из дворца, свет ослепил Эльгу. Было прохладно, порывами налетал ветер. Деревья гремели оголившимися ветвями.

А где листья? — подумала Эльга. Где листья? Это пожатье? Нет, это не пожатье, это уже версень, ее месяц. Должно быть полно листьев. Это следующий — оголец.

— Сюда.

Скаринар первым поднялся на помост. Помост был длинный, и таким же длинным оказался ряд установленных столбов, плах и высоких колодок. В колодках уже стояли на коленях люди, окованное железом дерево смыкалось вокруг кистей рук и голов.

— Ближе ее, — распорядился Скаринар.

Эльгу грубо толкнули вперед, поставили от мастера смерти слева, встряхнули, видимо, для того, чтобы окончательно разбудить.

— Видишь? — Скаринар жестом указал на площадь.

Она была оцеплена и разделена на две части. У самого помоста, скованные, ожидали своей участи захваченные в плен бунтовщики. Их было, наверное, около сотни, окровавленных, едва держащихся на ногах мужчин и женщин. Молчаливая, собранная для казни толпа белела лицами дальше, за тесным рядом вооруженных щитами и мечами стражников. Десять шагов пустого пространства отделяли одних от других, хотя, наверное, для Скаринара не было никакой разницы, кто где.

— Так, постой.

Мастер смерти платком отер Эльге щеки. Посмотрел, послюнявил краешек и вторично мазнул тканью по не понравившемуся ему участку кожи.

— Лучше видно? Кажется, я кое-что тебе обещал, — сказал он. В коричневом глазу его заплясали искорки. — Это будет еще один урок.

— Это не я, — сказала Эльга.

— Что — не ты?

— Это листья, они не слушаются меня.

Скаринар громко фыркнул.

— Ничего глупее не слышал! — заявил он, разглядывая площадь. — Ты мастер или не мастер?

Эльга сжала пальцы.

— Я — мастер, но листья… они испытывают страх перед панно и перед…

— И передо мной, да?

— Да.

— Пройдемся?

Скаринар сжал свои пальцы чуть повыше ее локтя. Они пошли по помосту в дальний его конец, к трепещущему флагу и липе, выпроставшей ветви из-за ограды. Стражники вытягивались, замирали, пристукивая копьями. Их узоры дрожали и путались от страха.

— Значит, листья, — сказал Скаринар.

— Да.

Пленные за помостом смотрели на них кто с отчаянием, кто равнодушно, кто с ненавистью и желанием убить. Узоры их горели ярко, словно на костре последних минут. А все колодники смотрели вниз — строение колодок не позволяло им поднять голову.

— Знаешь, что, — сказал Скаринар, останавливаясь, — я объясню тебе в чем состоит глупость. Глупость состоит в том, что листья не могут чего-то бояться и вообще испытывать какие-то чувства. Они есть отражение мастера. Понятно? Это не они, это ты, исключительно ты решила вдруг, что листьям страшно, больно, гадко и прочее. Значит, это тебе страшно, это тебе больно, гадко и противно, и ломать в первую очередь необходимо этот лживый бунт в твоей голове. Что ж, я это сделаю. Мне, видишь ли, нужно панно.

— Господин Ольботтог…

— Заткнись!

Скаринар подтащил Эльгу к одному из колодников.

Он нажал на рычаг, и колодку повернуло с ребра горизонтально, заставляя пленника со стоном изогнуться и открыть глаза.

Это был молодой парень с короткими усами и едва проросшей бородкой. Волосы его были спутаны. Левую щеку украшал свежий, гноящийся рубец.

— Посмотри на него, — сказал Скаринар.

— Я смотрю, — отозвалась Эльга.

Мастер смерти платком стер парню кровь с век. Была в нем, видимо, болезненная страсть к тому, чтобы собственноручно приводить в порядок чужие лица.

— Имя? — спросил он.

Парень попытался плюнуть в него, но смог лишь, напрягшись, изобразить плевок губами. Рот его был сух.

Скаринар рассмеялся.

— Так и не скажешь?

Парень промолчал.

— А ей? — кивнул Скаринар на Эльгу. — Она, знаешь, выступает сейчас виновницей твоей близкой смерти. Ей, наверное, можно сказать?

Парень посмотрел на девушку. В светлых глазах его была одна усталость. Яблоня, южная акация, тис.

— Вы с ним? — спросил он.

— Я такая же смертница, — сказала Эльга.

— Ну-ну, — с усмешкой приобнял ее Скаринар, — твоя смерть пока отложена. Сама знаешь, в этом случае я не тороплюсь.

— Я — Густар Малесс, из Дьоварда, — сказал парень. — Запомните меня.

— Я запомню, — сказала Эльга.

— Замечательно! — воскликнул Скаринар. — И не надо звать кафаликса со списком бунтовщиков. Кстати, Густар, ты послужишь примером для этой глупой особы, которая, кажется, ничего не понимает в мастерстве.

Он обернулся к Эльге, а затем выкрикнул в толпу:

— Густар Малесс!

Толпа зашумела, замахала руками. То ли приветственно, то ли грозно, то ли оттого, что ей так было указано. Пленные у помоста вскинули головы.

— Густар Малесс! — загремел голос кафаликса, взошедшего на узкую трибуну. — Бунтовщик и убийца! Приговаривается к смерти повелителем Края всеславным господином Скаринаром Ольботтогом с одобрения и всемерной поддержки высокого совета титоров!

Кто-то из толпы вскинул шапку.

— Мастерство, — сказал Скаринар, убирая волосы Густару со лба, — состоит в том, что ты в определенном смысле становишься его заложником. Оно как бы все время искушает тебя, подначивает, испытывает, так ли ты силен. Готов ли ты умереть, Густар?

Парень прикрыл глаза.

— Нет, — прошептал он, побледнев.

— Увы, — сказал Скаринар и с усмешкой обернулся к Эльге. — Мне вот почему-то смерть никогда не говорит, что кого-то хочет оставить в живых, что сегодня ей хорошо бы передохнуть или что пора проявить сострадание. А у тебя вдруг — листья. Знаешь, почему? В мастерстве всегда есть момент, когда мастер должен работать, пересиливая себя. Я этот момент давно прошел. А ты, похоже, нет.

Он легонько стукнул Густара по лбу.

— Есть кто дома?

Парень с усилием раскрыл глаза.

— Убейте уже, — сказал он.

— Сейчас, — кивнул Скаринар, — не сомневайся. Просто ты не единственный, кто нуждается в моем внимании.

— Не надо, — попросила Эльга.

— Смотри!

Скаринар подтянул ее, отступившую, ближе. Рядом, сбоку, встал еще кто-то. Густар Малесс слабо улыбнулся.

— Я объясню тебе про мастерство, — сказал Скаринар. — Смотри, я могу убить не всего человека, а, например, его руку. Правую.

На глазах у Эльги заключенная в колодку кисть пленника сначала побелела, словно обескровленная, а потом, распухая, принялась наливаться чернотой. Пальцы сделались толстые, кожа натянулась, готовая лопнуть. Густар Малесс наблюдал за своей рукой, кося глазом и сцепив зубы. Несколько мгновений он держался, но потом хрипло закричал.