Дмитрий Тихонов - Медианн №3, 2020

Выступление сопровождалось отвратительным пиликаньем на однострунной виоле, которую терзала двупалой клешнеобразной рукой старуха. Монотонные дребезжащие звуки напоминали гул огромного комара, заглушая начисто порхающих в полумраке братьев меньших — кровососы размером с ноготь слетелись с наступлением темноты, заставляя лениво отмахиваться едоков, которым развлечение отнюдь не отбивало аппетита.

Звук этот нервировал Жеррарда, не давал покоя, напоминая о тучах москитов, вьющихся во влажном воздухе над разграбленными фортами. Москитов, не выбирающих между теплой кровью только что убитых, беззащитно лежащих повсюду, и сошедшихся в схватке живых мертвецов, чья участь будет наверняка решена через считанные минуты. Крошечные вампиры, живущие за счет людей. Не от них ли ведет человеческая фантазия миф о бессмертных кровопийцах? Жеррард на мгновение почувствовал запах крови. Не сумев побороть липкую дурноту воспоминаний, он поднялся, и, не прощаясь, покинул залу.

В сортире, где из дырки неприятно тянуло по заду, его нашел епископ. Подперев мыском сапога незапертую дверь, он прокашлялся, стараясь обратить на себя внимание, но Жеррард — сама сосредоточенность — и ухом не повел. Наконец раздался долгожданный шлепок, и склизкая масса унеслась по желобу, чтобы шлепнуться на одну из окружающих замок улиц.

«Так богачи и отправляют свое дерьмо на голову бедняков», — подумал егерь, прежде чем одарить взглядом священника.

— Епископ, вы не задумывались, почему коровья лепешка, полежав на солнце, теряет свой не слишком приятный аромат, а человеческое дерьмо продолжает невыносимо вонять даже недели спустя? — спросил Жеррард. Он знал: епископу что-то нужно, но не желал изображать придворные любезности и ходить вокруг да около, принюхиваясь к собеседнику, как кобель к течной суке.

— Может быть, чтобы напомнить человеку о его неисправимой порочности, о необходимости воздаяния за его греховное существо…

— Вы верите в воздаяние, епископ?

— Колесо неизбежно совершит оборот, круг замкнется, само собой. Как же иначе?

— Тогда надеюсь, что эта куча найдет голову сволочи, испортившей мой любимый берет, — егерь зачерпнул из ведра воды и плеснул себе между ног; сквозняк протащился по заднице шершавым рашпилем. Оправляясь, Жеррард наконец-то встретился взглядом с епископом, глаза которого выдавали сосредоточенность и волнение.

— Уважаемый. Жеррард, — епископ аккуратно подбирал слова, блики догорающего факела плясали на его лице. — Я не хочу показаться вам безумным фанатиком, но по мне — так пусть все идет, как шло. Этому городу не повредит целебное кровопускание, нужно лишь уметь обратить его во благо.

— И как же вы планируете сделать это? — за разноцветными стеклами зрачки егеря колыхались, будто утопленники подо льдом.

— Церковь ведь переживает тяжелые времена, брат. Шрам на лице — Кольцо Жизни — выдает в вас истинно верующего! — Егерь, усмехнувшись про себя, не стал разубеждать епископа, рассказывая историю о том, как в плену его пытали раскаленным подстаканником. — Для церкви уже давно наступили темные времена. Вера в чудо иссякает. Перед нами неординарное явление. И не столь важно, чьих рук это богомерзкое дело! Мы обязаны повернуть его во благо Руки, вращающей Колесо. Мирские власти и так взяли на себя довольно полномочий. Наместник слабоволен, наследник его — не знающий ничего, кроме своих фантазий, уродец, которого нельзя допускать к трону. Так что я уповаю на вашу помощь вне зависимости от того, какими будут результаты вашего расследования.

— Безусловно, — ухмыльнулся Жеррард. — Впрочем, мои выводы вас, скорее всего, устроят. Я думаю, мы имеем дело с вампиром.

Вечер и половина следующего дня прошли в сборах: город готовился к молебну, а егерь к охоте. Повсюду горожане снимали с телег колеса для праздничного шествия. Мужчины рабочего возраста брили головы налысо; мыльная пена с клочьями волос текла по каждой улице, устремляясь к Нижним воротам. Горожане рисовали на бритом темени свежей свиной кровью священный Круг.

В это же время Жеррард перебирал свой богатый арсенал. Ддри подтаскивал к столу новые и новые ящики, где позвякивали сабли, кинжалы и палаши, тяжело постукивали булавы, моргенштерны и кистеперы, глухо грюкали ружья, мушкеты и пистоли.

Егерь взял проверенное временем испещренное зарубками ружье. Не был обойден вниманием широкий палаш без гарды, похожий на облагороженный удлиненный мясницкий тесак. Отложил для себя Жеррард и ручную картечницу на случай, если дело пойдет совсем плохо: из вполне обычной мушкетной рукояти вырастали десять коротких пистольных стволов. Залп из такой штуки хоть и грозил оторвать кисть хозяину, мог проредить толпу хорошо вооруженных врагов.

На закате, выскользнув одним из черных ходов, егерь смешался с толпой горожан. Народ стекался к соборной площади целыми семействами. Отцы и старшие сыновья катили в гору колеса телег, женщины и дети помладше несли в руках сделанные из ивовых прутиков или серебряной проволоки колечки. Настроение было приподнятое — мужчины воспользовались редким выходным, чтобы хорошенько выпить. Большинство даже не переменило грязных рабочих роб. Их лица, почти не видевшие солнца, были бескровно бледны. Песни же, то и дело запеваемые то тут, то там, были совсем не похожи на блаженные псалмы — скорее на залихватские кабацкие частушки про выпивку и баб.

Глядя на этих людей, трудно было представить, что в городе разрывают одного за другим их знакомых и соседей — так непринужденно и весело они выглядели. А если им самим не жаль себя и себе подобных, то почему ему, Жеррарду, должно быть их жаль?

Тем временем перед ступенями круглого здания собора, увенчанного символом Колеса, монахи с факелами в руках освободили площадку. Народ заполнял площадь, устраивая давку и переругиваясь. Жеррард, перед которым толпа расступалась покорно (редким любителям поспорить доставало одного тычка под ребра), подобрался поближе и, вскарабкавшись по неосвещенному фасаду, занял наблюдательную позицию на соседней крыше.

Действо уже началось. Из дверей собора высыпали монахи с ритуальными колесами в руках и выстроились кругом. Половина монахов синхронно зажгла свой реквизит, другая же, дождавшись, когда все будет готово, двинулась навстречу своим братьям с пылающими символами Круга в руках. Отточенный ритуал был похож на танец: горящие колеса, символизирующие солнце, перемешались с выкрашенными в белое «лунными» кольцами. Наконец, когда танец был исполнен, а танцоры пали ниц, на крыше собора, словно ниоткуда, возник епископ. Толпа почтительно замолчала.