Дмитрий Тихонов - Медианн №3, 2020

Жеррард снял ружье и, прицелившись, бегло осмотрел толпу. Янтарно-желтое стеклышко, заменяющее веко, немного приближало картинку. Противоположный край площади тонул в тени громады наместничьего дворца. Егерь перебросил ружье на левое плечо (зеленое стеклышко позволяло чуть лучше видеть в темноте), но ничего интересного не обнаружил.

Дождавшись, когда стихнет гул толпы, епископ начал проповедь. Зычный, хорошо поставленный голос доносился до самых дальних уголков площади.

— Наши деяния давно взывали к отмщению. Погрязшие в повседневном, ежеминутном круговороте житейского греха, мы, более того, находили в себе силы даже для греха смертельного. Колесо Жизни, остановить которое не под силу никому из смертных, накручивало их на себя. Сперва тонкие нити, потом огромные канаты. Колесо не остановилось под их тяжестью, но стало вращаться медленней, взывая к освобождению. И освободитель явился. Взяв грех убийства на себя, он напомнил нам о неминуемом воздаянии. Чем раньше одумаемся мы, чем раньше придем к благости, тем скорее нужда в карающих его руках оставит наш город. До той же поры он будет вершить свою месть, не разбирая грехов малых и великих, ибо имя ему вампир!

По толпе пробежал суеверный ропот.

Монахи внизу на площади, не открывая рта, протяжно, на одном дыхании, загудели горлом. Так гудит пчельник, оживающий с первыми лучами рассвета. Солнце же, напротив, клонилось к закату, стекая вниз как утиный желток.

«Язык у епископа подвешен неплохо», — думал Жеррард, продолжая шерстить взглядом толпу и слушая разглагольствования священника о церкви, как о последней крепости человеческой души.

— Колесо Жизни, как колесо всякой телеги, положено смазывать, дабы не знало оно износа. Покажем же, братья, что не только насильно можно добыть нашу кровь. Мы сами готовы отдать ее за грехи!

Монахи достали крошечные лезвия и приступили к ритуалу обновления, обводя уже зажившие шрамы на собственных лысинах. По головам потекла ручейками кровь, будто на каждую надели перевернутую вверх ногами алую корону с тонкими зубцами. Гудение стало напряженным, более яростным, сквозь него начали прорастать первые высокие нотки. Воздух пронизали тонкие иголки запаха крови.

Епископ, швырнув притихшей толпе «аминь», поднялся по пологому скату крыши и занял место в центре колеса аккурат в тот момент, когда солнце замерло у него за спиной. Фигура его казалась вертикальным зрачком оранжевого кошачьего глаза, взирающего на всех и каждого. Монахи тянули ноту ввысь, раскатывая воздух в глотках будто тесто, отшелушивая любые басы, восходя к почти фальцетному крещендо.

Едва они замолкли, над благоговеющей еще толпой раздался пронзительный крик епископа. Пока горожане наблюдали, ничего не понимая, как огромная тень, выросшая за спиной священника, откручивает многомудрую голову со столь изящно подвешенным языком, Жеррард прицелился и выстрелил. Затем он выпустил одну за другой еще три пули подряд, прежде чем понял, что тварь, уже отбросившая оторванную голову и под нарастающий рев толпы разрывающая напополам тело епископа, не обращает на выстрелы никакого внимания.

Егерь оставил ружье и, выскочив из укрытия, побежал по скользкой черепице к зданию собора. Перепад между крышами здесь был небольшой, а вот о расстоянии Жеррард старался не думать — прыжка могло не хватить. Краем глаза он видел, как закипает толпа на площади — одни подались к самым стенам собора, смяв обезумевших от горя монахов, другие бросились прочь.

Прежде чем в глазах потемнело от удара о черепицу, Жеррард успел увидеть, что тварь оставила наконец истерзанный труп и скачками ринулась ему навстречу. Потом мгновение мрака, боль в груди и коленях, натяжение связок в плечах, хруст пальцев и скрежет медвежьего когтя по черепице. Когда егерь поднял голову, над ним уже нависла отвратительная тень.

Посреди угловатого силуэта, затянутого черной кожей, качалась безжизненная маска, отдаленно напоминающая человеческое лицо в налипших лохмотьях кожи. Глаза ее тускло светились. Непропорционально выдающиеся вперед челюсти механически сжимались и разжимались, обнажая огромные клыки.

Вампир застыл, будто присматриваясь к новой жертве, и этого мгновения хватило Жеррарду, чтобы разрядить выхваченную картечницу в чудовище. Залп отбросил взвывшего противника, но и сам егерь, не удержавшись, рухнул навзничь в темноту переулка.

Приземление было болезненным, но гораздо более мягким, чем ожидал Жеррард. Он с трудом приподнял голову, стараясь не шевелить больше ничем, и увидел собственный берет, покоящийся на козлах, где обычно восседал Ддри. Поняв, что он лежит на крыше собственной повозки, егерь позволил себе провалиться в короткий обморок.

Добравшись до замка и сочтя свое состояние весьма приемлемым, Жеррард отлежался до утра, переговорил с Наместником, после чего плотно позавтракал, запив окорок на кости, к великому удивлению сносный, кувшином ожидаемо плохого пива. Глашатаи должны были вновь созвать народ к полудню, так что у него оставалось немного времени на отдых.

Утренний полумрак в замке был почти неотличим от вечернего, однако головная боль не дала Жеррарду снова заснуть. К порошку егерь решил не прибегать, поэтому достал из-под кровати шахматную доску и расставил на ней фигуры. Задача оставалась неразрешимой. Перебрав в тысячный раз все возможные комбинации, Жеррард все-таки начал клевать носом, но тут же был разбужен стуком в дверь, дерзким и неуверенным одновременно.

Пока егерь подбирал проклятие погрубее, дверь распахнулась, и в комнату бочком шагнул Домеций. Подмигнув хозяину комнаты — желание держаться нарочито раскованно читалось в каждом жесте, — сын Наместника поздоровался и плюхнулся без приглашения в кресло у кровати. Жеррард, не подав виду, вновь вернулся к задаче. Берясь поочередно то за одну фигуру, то за другую, егерь не отрывал их от доски, чтобы сделать наконец ход. Ему нравилась гладкость их шлифовки и уютная теплота, с благодарностью возвращаемая пальцам.

— Может быть, помочь? — Домеций, обойденный вниманием, начал нервничать.

Не поворачивая головы, Жеррард поймал стеклянным веком редкий солнечный луч, пустил в пыльном воздухе зеленую искорку, после чего протянул доску титулованному горбуну. Тот, видимо, вполне уверенный в своих силах, принялся вертеть ее так и этак, но пока егерь прогулялся к ночному горшку и отбарабанил в жестянку уже переварившееся пиво, Домеций окончательно сдался.

— Фигур не хватает, — бросил он виновато.

— Верно подмечено, не хватает.

— Если пожелаете, я прикажу придворному мастеру выточить их вам к завтрашнему утру! — Жеррард окончательно утвердился в мысли, что сыну Наместника от него что-то нужно.