Надежда Мамаева - Ловец [СИ]

— Отпускала? — удивился Клим, а потом задал второй вопрос и буквально всем телом потянулся вперед, ближе к старшему, за ответом: — И что ты ей подарил?

— Тритона. Тритона в коробочке.

Клим опешил, а я прижала ладонь ко рту, чтобы не прыснуть. Вспомнила, как Зак торжественно преподнес мне эту коробочку, перевязанную алой лентой, и сказал, что это то, о чем я так давно мечтала. В шесть лет я и вправду мечтала о тритоне. Он был гораздо лучше простой лягушки: с гребешком, мясистым хвостом и такого симпатичного грязно-фиолетового окраса, да еще в крапинку. Презентованный тритон гордо топорщил гребень и вальяжно перебирал лапами.

За тот подарок я повисла у Зака на шее и сказала, что он самый лучший, и что я его люблю. Даже вроде чмокнула в щеку. Он же в ответ потрепал меня по макушке и выдал что-то вроде: «И я тебя, малыш» Забыла.

Жаль, что матушка, увидев моего дареныша, завизжала и потребовала выкинуть его подальше.

— Тритона? И она обрадовалась? — судя по тому, что Клим был способен лишь задавать вопросы, услышанное поразило его до глубины души.

— Ну да. Когда даришь женщинам то, что им действительно очень хочется, они всегда рады.

— А почему я не слышал раньше об этой твоей любви? И что с ней случилось, раз ты до сих пор не женат?

— Что случилось… жили долго и счастливо, — в голосе Зака поселилась затаенная горечь. — Я — долго, она — счастливо. А причина, по которой я вспомнил о ней… Эта девчонка, которую мне всучили, чем-то на нее неуловимо похожа. Жаль, что это точно не она.

«Почему?» из уст младшего так и не прозвучало, но по паузе Зак то ли понял, то ли захотел пресечь дальнейшие вопросы, но обрубил:

— Та девушка умерла. Не так давно, но… в общем, ее могила на кладбище Зеленого плюща.

Младший замолчал, переваривая услышанное, а мой бывший жених, словно коря себя за излишнюю сентиментальность, резче, чем надо, подытожил:

— Наш разговор окончен. И прошу тебя, Клим, больше не участвуй в этих проклятых гонках. Я слышать ничего не желаю про то, что на акуле силовой аркан подчинения, а на тебе амулет, позволяющий дышать под водой на глубине. Тебе ли не знать, как может соскользнуть плетение или порваться шнурок на шее. Ни я, ни мать, ни отец не хотим тебя потерять, — он взял лицо брата в ладони, внимательно глядя в глаза.

— Вот знаешь, Зак, я точно уверен, что ты не пытался применить магию, но почему у меня такое чувство, что мне в голову вбили, словно кол, чужую мысль? — в речи младшего сквозили недовольство и теплота одновременно.

— Просто эти магия обычного человеческого убеждения и заботы. Иди уже. И позови мою… подопечную, — понеслось вслед выходящему из аудитории Климу.

Я успела как раз вовремя.

Дверь открылась, и из нее медленно вышел Клим. Парню откровенно не хотелось идти обратно на занятие: если я правильно поняла слова благодарности куратора секретарше за то, что та вызвала младшего прямо с урока.

Он поискал меня глазами и, обнаружив на подоконнике, ухмыльнулся жизнеутверждающе, после чего заявил:

— Иди. Ты следующая к Заку на расправу.

Увы, я его оптимизма не разделяла. Проходя мимо скалящегося Клима, который откровенно разглядывал меня от макушки до пяток и даже больше: пялился изо всех сил, как на диковинку, — я не сдержалась. Воспитание было против, но желание поддеть — наглее, а соответственно, решительнее и сильнее. Оттого оно напрочь вытеснило догмы этикета.

— Если ты хотел испортить мне настроение, то я отлично могу справиться с этим сама.

— Я не хотел тебя обидеть, мне просто случайно повезло, — тут же нашёлся с ответом наглец, хулигански улыбаясь от уха до уха.

Да уж, в острословии мне с этим парнишкой пока не тягаться. Но если у младшего язык как бритва, то каков должен быть Зак?

— Надеюсь, такое везение — не семейная черта? — уточнила подозрительно, уже берясь за ручку двери.

— Конечно нет, — показывая мне парадный оскал, отрекомендовался Клим. — Это наша фамильная гордость. Ну, а если ты хочешь узнать о других моих гордостях и достоинствах, то я могу тебя просветить.

Если бы взглядом можно было убить, то я обязательно бы попыталась, а пока лишь мстительно разжала пальцы, и талмуд из моих рук выпал аккурат на ногу зубоскала.

Клим зашипел, но ничего не сказал. А я же, невинно хлопая ресничками, приложила руки к груди и, извиняясь, залепетала:

— Ой, а у меня фамильная черта — это неуклюжесть…

Из аудитории донесся смех. Приятный, бархатистый и заразительный.

— Вот что бывает, когда пытаешься давать женщинам авансы, в которых они не нуждаются, — весело прокомментировал Зак, без зазрения совести наслаждаясь бесплатным представлением.

А потом уже мне:

— Идем, Шенни, а то я смотрю, ты начала применять учебник по его прямому назначению.

— Это какому? — подозрительно уточнил Клим, все еще кривясь.

Нет. Этот пацан определенно меня поразил: такого, как он, любопытство могло не только сгубить, но и воскресить. Есть такая порода людей, которым настолько все в жизни интересно, что они даже по пути на тризну сядут в гробу, чтобы задать пару уточняющих вопросов похоронной кавалькаде, что собралась в его же честь.

— Наставлять неразумных адептов на путь истинный, — ничтоже сумняшеся ответил старший. — А раз ты уже свою порцию наставлений получил, то хромай обратно на урок.

Клим скривился, но приказу подчинился.

Я же зашла в аудиторию.

— Прошу прощения за брата, но он очень любопытный. Ему до жути стало интересно, что это за юный талант, в котором дар проснулся так поздно. К тому же сразу и не малый.

— Странный у него способ удовлетворить любопытство, — заметила я, присаживаясь за парту.

— Просто он использовал самый привычный. А в семнадцать мальчишке проще всего привлечь внимание, именно заигрывая и заставляя девушку краснеть, — без перехода добавил Зак, перебираясь напротив, за учительский стол. — Что успела прочитать?

Голая правда — это не всегда благо, но часто — железобетонный аргумент. Вот и я ответила честно:

— Название.

— А еще? — уточнил куратор.

— Автора.

— И? — скептически приподнял бровь Зак.

Да, теоретически времени у меня было предостаточно, но вот куда я его использовала — это уже другой вопрос. Я смутилась и, оправдываясь, произнесла:

— Я начала читать, но уже на первой странице ничего не поняла. Вроде слова знаю, но смысл… — я сказала наугад, памятуя о толщине и солидном возрасте талмуда. Наверняка в нем длинное и пространное вступлении о том, что такое магия. Авторы прошлых времен такое любили. Например, в свое время в учебнике истории, который я усердно штудировала под надзирательством (уроками это было сложно назвать) мисс Прим, вводной главе была посвящена чуть ли не одна треть. Смысл велеречивых фраз длинною на абзац оказался прост: восхваление императора, государства, ну и ученого мужа, составившего сею книгу.