Андрей Никонов - Под светом чужой звезды - 2

Обидно, я уже посчитал себя единственным и неповторимым, а тут такой конвейер из псионов. Раз в пятнадцать лет, в среднем. И это только в этой системе, а сколько еще таких же, как я, шастает по галактике.

- Ты четвертый, который знает язык древних, - попытался приободрить меня ящер. – А на моей памяти – второй. Из тех, кто еще не получил полное гражданство.

- Так значит, если я переселюсь в центральный мир, то выучу этот язык? – Пашка тут же ухватил мысль.

- Конечно, - ящер поглядел на лу Громеша с нежностью, амулет, перепавший Пашке от ящера, его самого практически вводил в дружную семью мутантов. – Ты – достойный.

И на меня искоса поглядел, мол, какие-то прощелыги получают доступ в общину избранных неизвестно за какие заслуги, а такие, как Пашка, победители чемпионов, вернувшие потом чемпиона из страны вечной охоты за к-рангами, вынуждены при них обретаться. Вообще, такая несправедливость возмущала ящера до глубины души. И несколько раз он мне об этом прямо сказал.

Знал бы я, что этот трехсоткилограммовый слуга Ари – знаменитость местного племени, сам бы его вырубил и вылечил, но нет, мой двоюродный братец и тут подсуетился, в свойственной ему манере. Ладно, мне для Пашки ничего жалко не было, ни амулетов, ни любви мутантов. Даже если вот женят его на какой-нибудь местной змеюке, только порадуюсь.

- И давно этот второй, который до меня, тут появлялся? – осторожно спросил я.

- Очень, - успокоил меня ящер. А то я уже кое-кого подозревать начал. – Я тогда совсем маленьким был, мой прадед тут верховным жрецом служил. Лет четыреста назад. А может триста, не помню. Давно это было, тогда и к-ранги были крупнее, и рыбы в море водилось куда больше.

- Выходит, зря мы шляемся по планетам и туманностям, - изобразил я уныние. – Думаешь, без толку?

Ящер задумался. Может даже снова заснул, четыреста лет – срок большой, дедуля вообще должен был сейчас в маразме родичей своих пинать, а он вот, даже мысли внятно излагает. От этого и притомился. Но только я замахнулся ногой, чтобы вернуть собеседника к общению, он открыл левый глаз.

- Ладно, - словно сомневаясь, сказал он, - ходит у нас легенда, у ящеров, что есть еще один храм Тринадцатой. Настоящий.

Я покачал головой. Примерно так же втюхивали на моей Земле лекарства для похудания. Уникальные.

- Ну или не легенда, - ящер следил за моей реакцией. – Но сведения верные.

Пашка хрюкнул. А что, сидели как-то вместе за покерным столом.

- Зуб даю, - сказал я. Чего тянуть-то.

- Что? – не понял ящер.

- Помогаю тебе. Ты же поклясться хотел, проще сказать – зуб даю. Вроде как клянешься, но без последствий, кому нахрен твой зуб нужен.

Старый змей обиженно утопал куда-то, потом все-таки вернулся, пряча что-то за спиной.

- Вот это, - веско сказал я и положил Пашке руку на плечо, правда, тянуться пришлось, отьелся парень на шумерских харчах, - победитель чемпионов, спаситель ящеров и усмиряющий. Что это такое, ты не знаешь, и лучше бы тебе не знать. И ты еще торгуешься, морда резиновая?

Нет, старика не проняло. Но Пашка помог, обнял мутанта и сказал, как он любит их народ и вообще теперь все ящеры – его лучшие друзья. Искренне, как все врачи, когда пишут направление на платные анализы. И только тогда чешуйчатый спекулянт впарил мне за тридцать тысяч прозрачный листик.

- Что там написано, я не знаю, но тот, кто четыреста лет назад тут был, утверждал, что нашел еще один храм, и написал, где он находится.

- И что, никто не пробовал прочитать?

В чем преимущество мутантов – у них нет морщин. Так что не понять, врут они или нет. А в чем слабость – сознание, хоть и защищено с самого рождения, но при достаточной сноровке спокойно открывается уже набившим на этом руку псионам. Змей не врал. Он заставлял гостей из центральных миров разбирать каракули, но те только руками разводили, и советовали обращаться к хранителям, мол, не тот уровень владения родным языком. А хранителей и вообще всех, кто с оставшимися древними был связан, ящеры ненавидели на генетическом уровне.

Я бил себя в грудь пяткой, чуть ли не рыдал, в общем – сполна отплатил ящеру за жадность. Мутант твердо был уверен, что развел лоха по полной программе, но переведенные деньги напрочь задавили слабый росток совести.

Только перед нашим уходом местный жрец наконец вспомнил, кто он и зачем вообще здесь находится.

- Если вдруг, - он выделил последнее слово, вложив в него все сомнение и неверие в мой успех, - тебе удастся достучаться до Тринадцатой, скажи ей, что народ ушум-галу всегда верно служил и будет служить ей. А ты, - он повернулся к Пашке, - помни, что в любом месте и в любое время можешь рассчитывать на нашу поддержку, если мы сможем, и будет кому поддержать. И прилетай через общий год, лучший боец клана хорошенько подготовится и сразится с тобой, а то вдруг ты недостоин нашей великой дружбы.

Пашка, само собой, не обещал, но сказал, что постарается. Но что опасается последствий для этого бойца, потому что троих самых сильных храмовых служак он и так еле вылечил после того, как они решили засомневаться в его победе над ящером-чемпионом.

На мой скромный взгляд, денег своих прозрачное стеклышко стоило. Система, которая там описывалась, в списке хранителя отсутствовала, это раз. А во-вторых, местоположение храма там было указано точно, не «где-то в южном полушарии на четной планете», а с привязкой к координатам. И все это в пяти клинышках, обожаю древний язык за лаконичность.

Система, куда нас направил неизвестный посетитель храма ящеров, ни к одному звездному скоплению не принадлежала, перемещаясь вокруг центра галактики по собственной траектории. И что примечательно, вот уже несколько тысяч лет она как раз летела через то скопление, где находилась Оранжевая, проходя его по самому краю. В принципе, на этом храме я решил и закончить метания туда-сюда.

Лишние уши и глаза мне не требовались, под предлогом того, что миссия практически завершена, я заскочил в систему Оранжевой, выпустив Трис из кают-камеры. Пашку тоже пришлось оставить, ан Траг вцепился в него как клещ.

Перед отлетом со мной связалась Майя, но узнав, что отсутствовать я буду всего несколько дней, сказала, что поговорит позже. И очень серьезно. На что Элика, присутствовавшая при нашей беседе, пообещала революционерке тяжелую и болезненную смерть, если та хоть какие-то виды на меня будет иметь. Правда, не в лицо, а через меня передала. И сдается мне, что не Майе это послание было предназначено.

Вообще, наши отношения все больше напоминали мне мои прошлые увлечения, когда девушки, такие нежные, заботливые и ненавязчивые, через какое-то время начинали считать меня своей собственностью. В голосе появлялись покровительственные нотки, любой мой знак внимания принимался как нечто само собой разумеющееся, а мой самый невинный флирт с другими представителями женского пола – как тяжкое преступление. Что должно было за этим последовать – я не знаю, при первых признаках мы расставались. Сейчас же что-то держало меня. Не то чтобы мне это нравилось, но бывает такое, когда плюсы перевешивают минусы. А они – перевешивали.