Мария Лунёва - Твой шёпот в Тумане [СИ]

— Томма, — подхватив меня, Вульфрик прижал к себе.

— Она похоронена рядом с дедом. Папа не мог. Не мо! Он искал её. Он плакал по ночам! Он не мой.

— Не мог милая, конечно, не мог. Но у вас целая деревня фанатиков. Видимо, кому-то другому это было очень нужно. Мы всё выясним, родная.

— Но там же могила. Там её тело, я знаю, это оно там, — я не могла поверить в слова. — Нет, мама похоронена.

— Я обо всём узнаю завтра. Мы проверим, что в могиле.

— Нет! — Толкнув Вульфрика, я отскочила от него на шаг — Нельзя осквернять.

Нельзя!

— Успокойся, я не стану тревожить захоронение. Её проверит один из моих воинов.

У него дар. Он почувствует, есть ли там тело или нет. Тихо, девочка. Ну, разве я стал бы осквернять могилу кого-то из твоих близких?!

Выдохнув, я подняла взгляд и заметила подвесную полку, на которой стояла наша любимая детская книга. Пройдя вперёд, взяла её в руки. Слой пыли плотно скрывал обложку, но я знала, что там изображена красивая девушка с букетом полевых цветов. Ухватив край пледа с кровати, потянула его. чтобы обтереть книгу.

И тут же замерла, глядя на то, что скрывалось под покрывалом.

— Да твою же… — выдохнул Вульфрик.

— Что это? — мой голос походил на писк.

— Обрядовые куклы! — услышала я в ответ.

— Зачем. Зачем они тут? — меня потихоньку начинало трясти.

Прижав к груди книгу и мамин портрет, только и смогла выдохнуть, смотря на деревянных людей в полный рост, так похожих на моих родителей. Черты лица, волосы, руки, пальцы — все было вырезано умеючи. Это определённо работа отца.

Но! При виде этих деревянных кукол меня выворачивало от ужаса.

Этот дом вдруг предстал передо мною в ином свете.

— Что это значит, Вульфрик? — сделав пару шагов в сторону мужа, я трусливо спряталась в его объятьях.

— Это значит, что твоя привязанность к дому неспроста. Твой отец очень не хотел, чтобы вы его покидали. Обрядовые куклы призваны защитить, по всей видимости, этот дом. Я не сильно сведущ в этом, всегда надеялся только на свою силу. Так что руны — это скорее к Саю. Но полагаю, что, таким образом, отец защитил вас. Знать бы ещё от кого.

Собрав все вещи, Вульфрик прикрыл взломанные двери в комнаты. Он не стал трогать деревянных кукол в кровати родителей, а прихватил лишь статуэтку хашасси и наши детские игрушки в ящике. Я же стояла посередине жилой комнаты с узелком в руках. В него я уже успела завернуть книгу и мамин портрет.

В голове царил такой бардак. Я судорожно вспоминала, когда и как отец закрывал спальни и кухню. Не помнила. Совсем.

Как будто стёрто из воспоминаний. Разве так бывает? Я никогда раньше не задавалась этим вопросом. Помню, как проснулась в гостиной в своей кровати, рядом кровать Эм. Отец тогда объяснил, что отапливать слишком сложно. Но, когда это было, через сколько после исчезновения мамы? Ответа не было.

И ведь не ребёнком уже была.

Мой такой родной и, как оказалось, совсем чужой дом.

Сделав пару шагов вперёд, я ласково провела рукой по начищенному казанку. В нём готовила ещё моя мама. Поджав губу, я подняла его и прижала к груди.

— Томма, всё хорошо? — подойдя ко мне вплотную, Вульфрик легонько поднял мою голову за подбородок и вынудил посмотреть на него.

— Нет, — шепнула я, — всё плохо. Я не помню, когда мы стали жить вот так — все в одной комнате. Я не понимаю, почему раньше не задумывалась об этом. Я не могу просто взять и оставить здесь всё. Мне больно, Вульфрик. Ты не поймёшь, но это так тяжело.

Склонившись, он легонько коснулся моих губ в мягком, тёплом, успокаивающем поцелуе. Его рука скользнула по моей спине. Прикрыв глаза, я вдохнула такой родной мужской запах. Мысли мгновенно прояснились, и стало даже легче дышать.

— Я всё понимаю, сердечко моё. Я не бесчувственный и вижу, как тебе сложно.

Можешь забрать отсюда всё, что хочешь. Это нормальное желание. Никто тебе не помешает хоть всё вынеси — слова не скажу против.

— И казанок? — я прижала к себе кухонную утварь.

— И казанок, и любимые чашки, — мужчина ласково улыбнулся, и это немного успокоило меня. — Главное, чтобы ты успокоилась, Томма! Чтобы ты улыбалась и была счастлива.

Отстранившись от мужа, снова прошлась по жилой комнате. Кровь, и новую, и ту, что осталась здесь с ночи, когда нашу жизнь встряхнул Туман, я старательно обходила. Даже не смотрела на эти жуткие пятна на полу. Мой взгляд постоянно останавливался на вскрытой спальне родителей.

— Те куклы в кровати, это плохо? — в моей душе снова колыхнулась тревога.

Вульфрик внимательно следил за мной. Я видела тревогу в его глазах. Он явно переживал за меня и не мог это скрыть.

— Я думаю, что это неплохо и нехорошо, Томма. Твой отец любил вас, и у него были причины чего-то опасаться. Вокруг пропадают девушки, он лишился жены.

Любимой. Предполагаю, что куклы — обереги. Они привязали вас к дому.

— Но Лестра…

— Всегда была самостоятельнее вас. И, похоже, просто сильнее духом. Прости меня за эти слова, но выводы напрашиваются именно такие.

Я кивнула. Да, Лестра всегда была храбрее и не цеплялась за семью, как я.

Эгоистка.

— В ту ночь, когда пришёл Туман, мы неслись с Саем сломя голову. Я видел, что опоздал. Знал ведь в каком состоянии ваш дом. Вся надежда была на моего Морка, — северянин усмехнулся сам себе. — И волк меня не подвёл. Но всё же, дверь ваша была распахнута. Я не смог войти, струсил, Тома, испугался увидеть тебя мёртвой. А вот Сай нет. Но, что странно, мертвые стояли и не трогали вас. Вот прямо на этом месте. В шаге от вас. И не видели. Я думаю, что это куклы. И я не трону их, до тех пор, пока ты не окажешься в моём доме на севере. Я всё выясню, а пока не мучай себя, мечта моя, — Вульфрик склонился и легонько поцеловал, — поехали отсюда в Сердвинки. Мне это место нравится всё меньше и меньше.

Кивнув, я непроизвольно окинула помещение взглядом ещё раз. Последний.

Чувствовала, что муж больше не позволит сюда вернуться. Забыла ли я что? У нас было не так уж и много вещей. Тарелки и кружки, вполне обычные, но вот нож.

Встрепенувшись, я быстренько подбежала к кухонному столу. Дедушкины ножи были на месте. Расстелив ветошь для вытирания рук, аккуратно завернула их в неё.

— Красивые, — раздалось за моей спиной.

— Это ножи моего дедушки со стороны мамы. Я уже говорила, он был разбойником, — я смущённо пожала плечами. — После его смерти бабушка сохранила их, как память о муже. А потом она передала их маме, когда та была девочкой. Эти ножи мы берегли. Чистили их, чтобы блестели и никогда не разделывали ими мясо.

Боялись испортить. Дед не был плохим, мама часто о нём рассказывала. Он заставлял её учиться писать и читать. Пока жив был — книги привозил. Разбойник, да, но в то же время любящий муж и отец. В этой жизни всё сложно вард, — я скупо улыбнулась, — те, кто для вас отребье, не заслуживающее жизни, для другого — любимый папочка. Жизнь не белая и не чёрная.