Елена Шихматова - Легенда о Чудограде. Книга первая Властитель магии. Часть первая Рувир [СИ]

Как-то раз Изяслав и его самые верные друзья-сотоварищи, включая его двоюродного брата, отправились гулять за город. Весело покутив два дня, переполошив всех жителей местного поселка, они возвращались домой и по пути нагнали экипаж: впереди карета, в которой расположилась очаровательная девушка со служанкой, а следом повозка с тремя священнослужителями. Изяславу было откровенно плевать из какого храма или монастыря они едут, он этим даже не поинтересовался и пропустил мимо ушел имена и звания священнослужителей. Зато молодая особа так впечатлила его своей невинной и в то же время неумолимо тянущей к греху красотой, что он, даже не спросив, как ее зовут, переселился к ней в карету и стал расспрашивать о всякой ерунде, не взирая на присутствие и настоятельные просьбы служанки оставить их. Девушка держалась уверенно и, дважды попросив его покинуть карету, не заметила, как втянулась в спор о том, какая сила более значима, огонь или вода, после слова Алина, конечно. Неожиданно для всех началась гроза и все вынуждены были остановиться, едва доехав до ближайшего поселения, это был пригород, до Даллима оставалось минут двадцать езды верхом. Они остановились в гостинице. Гроза разошлась, и обильный ливень перешел в затяжной дождь. В баре гостиницы Изяслав с друзьями вновь напился и теперь, когда море ему было по колено, он пошел к той девушке, которую они вроде как сопровождали до гостиницы. Его друзья выкурили из комнаты служанку, заперли служителей храма и оставили бедняжку Изяславу на потеху. Девушка умоляла его опомниться, говорила, что она дочь именитых и знатных родителей, но Изяславу было плевать, даже имя Ивэтт не навело его на мысль, что перед ним его родная сестра, которой, воспитывая ее в монастырской строгости и просвещенности, не говорили, что ее отец — царь. Получив то, что хотел, Изяслав ушел спасть и, когда утром его разбудила городская стража — храмовая стража в Истмирре так и не была сформирована — и сообщила, что он причастен к смерти постоялицы, молодой человек вообще не понял, о чем речь. Сразу после его ухода Ивэтт свела счеты с жизнью, когда Изяславу назвали ее имя, он с содроганием подумал, а что если, но отогнал эту мысль, но лишь до тех пор, пока к нему не пришел отец. В ярости Аврелий набросился на сына и покалечил, с трудом его оттащили от полуживого юноши стражники, однако сердце царя такого потрясения не выдержало, он скончался утром следующего дня. Еще через два дня Гриальш атаковал пограничные города Истмирры.

Произошедшее повлияло на Изяслава, он полностью изменился, но разве могло это вернуть сестру и отца? Когда он оправился, то первым делом Изяслав снял с должности главного настоятеля храмов Истмирры — должность настоятеля страны, как и стража храма не была принята. Затем царь Изяслав закрыл все школы при монастырях, все более демократичные закрытые школы, принудив детей глубоко верующих учиться в обычных светских школах. А в школах из списка предметов исключили введенное при Аврелии знакомство с религией Алина, зато ввел во всех учебных заведениях систему наказаний, от простых дополнительных занятий и заданий до порки и публичного раскаяния перед всей школой. Изяслав вернул старые учебники, если в новых были включены рассказы и тексты, связанные с религией. Словом, он сделал все, чтобы вновь сделать страну и школу в частности светской, а все назидательные беседы при желании могли проводиться, но только в храмах, заявил он, чем возмутил самого настоятеля Всевладограда. Изяслав едва не стал врагом религии Алина, но, помня свои пламенные речи, обращенные им к священнослужителям в юности, он сумел наладить натянутые, но формально добрые отношения с Всевладоградом. Однако Изяслав понимал, стоит только дать повод, и война против Истмирры будет объявлена, именно таким поводом в первую очередь могло стать отвоевание потерянного Рувира, о чем недвусмысленно сообщил ему главный настоятель Храма. И Изяслав стал ждать удобного момента, и теперь он его дождался.

Арестованного Вителлия Гарадина поместили в отдельную камеру, напротив Кая Томилина. Поначалу шокированный условиями, а точнее полным их отсутствием, Вителлий возмущался и требовал, чтобы ему обеспечили нормальные условия; но потом, когда ему доходчиво объяснили: неважно, обвинен он судом или нет, неважно, по какой причине он здесь — главное, что он арестован и, нравится ему это или нет, но он останется здесь, Вителлий успокоился до ухода стражника. Едва шаги его стихли, как почтенный настоятель библиотеки Рувира вцепился в металлические решетки и набросился на Томилина с обвинениями.

— Вы! Это все из-за вас!

Томилин ухмыльнулся и, сложив на груди руки, сел на скамью, перекинув ногу на ногу, и несколько удивленно спросил.

— Я за вас принимал решение? Или вы сами его принимали?

— Что?! Какое решение? Это вы хотели, во что бы то ни стало вернуть дочь, и вы настояли на том, чтобы я позвал лекаря в библиотеку, а не вез мальчишку в больницу!

— Не так уж я и настаивал. Скорее, вы сами хотели получить волшебный ключик. Или я не прав?

— Его можно было получить и не таким способом! — воскликнул Вителлий, ударив со злости по решетке.

— Успокойтесь, Гарадин, чего вы так психуете, я не понимаю.

— По-вашему, арест и эта камера это нормально? Может, вам тут нравится? На постоянное жительство перейти не желаете? А то поговорите там с местным начальством, глядишь, оно пойдет вам навстречу!

— Нисторину не за что нас арестовывать, он еще извинится, что незаконно держал нас здесь, — спокойно ответил Кай, — и заплатит компенсацию как миленький.

— Да не нужна мне его компенсация! — вновь воскликнул Вителлий, ударив по решеткам, на этот раз это не оставили так просто соседи.

— Эй, там, хватит на железо кидаться!

— Надоели уже!

Вителлия больно задели их слова, но он промолчал и отошел от решетки вглубь камеры. Сев на скамью, он сокрушенно произнес.

— Ну и позор! Как теперь жить?!

В неизменной позе он просидел минут пять, потом не выдержал, вновь вскочил и несколько раз измерил камеру размашистыми шагами. Тем временем все больше стали доноситься крики, переходящие в хоровые скандирования и уже через час шум стоял такой, будто наверху шли нешуточные столкновения. Где-то еще спустя час через верхнее окошко в камеру Кая влетел кувшин, разбился он еще на входе.

— Что за?.. — выругался Кай сквозь зубы, успев отскочить в сторону, и все равно часть мелких осколков попала ему на одежду.

— Что там происходит? — спросил Вителлий не столько его, сколько просто задал вопрос в никуда.

— Хотел бы я знать! — отозвался Кай. — Похоже, там митинг. Или массовый протест против… храма. Я ведь верно слышу?