Максим Павлецкий - Легенда о Багуле. Книга первая. Степи в огне

Редактор Булат Фанавин

© Максим Павлецкий, 2017

ISBN 978-5-4485-6971-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Холодными снежными вьюгами встречала природа в Забайкалье сентябрь 2028 года. Уже вовсю замело округу снегом, покрыло белокурым одеялом Приграничные степи. Казалось, еще совсем недавно стоял жуткий августовский зной, чередующийся с проливными дождями, но спустя лишь три недели выпала первая порошка, а за ней полетели белые хлопья, закрывая собой бурую землю нагретых солнцем степей. Еще совсем недавно чабаны спокойно пасли отары баранов, а сегодня кудрявые, блеющие, с завитыми рогами животные, под четким надзором бурята пастуха добывают себе пищу, из-под снега выковыривая копытцами травинки.

Агинская степь раскинулась бескрайними просторами, словно подчиняясь широкому взмаху невидимой мозолистой руки Первого Бурята. Разбросанные кругом белые шапочки на гибких стеблях, словно кипы на головах иудеев, создавали великолепные ощущения необъятного пространства и духа свободы, которые так любили местные жители. Война, обрушившаяся где-то там, далеко на западе, словно и не побывала тут, в Агинских степях, а лишь заглянула в гости к крупным городам края, уничтожая их до основания, но почти пощадив селения. Хотя краевому центру досталось прилично, из почти трехсот тысяч человек столицы в живых осталось не более пяти тысяч горожан, которые разбрелись кто куда в поисках нового крова и убежища. Они так бы и разбредались по краю и аймакам, если бы не новая беда, нагрянувшая из тайги. В тайгу Даурии и Приграничье Амура теперь ход заказан, туда ходили только самые крутые охотники, закаленные в боях с разной нечестью. Попадались и глупцы, которые, полагаясь лишь на свою отвагу и любопытство, без наличия должного опыта выживания в лесу, шли в таежные места, оставляя там свои кости и головы на съедение зверям. Таким, которых до Последней Войны здесь не водилось. Если и были упоминания видоизменившихся после радиоактивного облучения особей – эволюционной насмешки над человеком, возомнившим себя Царем Природы, уничтожившего жизнь на планете – то, скорее всего, они являлись собранием мифов и легенд, гуляющих среди доверчивого народа. Редко кто оставался в живых, заходя за Серую Сопку, с покрытыми седыми иглами соснами на ней, в верховьях реки Нерчи. А если такой и выживал, на свою беду рассказывая свои приключения, то выставлял себя на посмешище в глазах темного, не образованного люда. Однако в подступы тайги не переставали ходить, благо живности, еще не заходя в глубь лестного массива, хватало с избытком для сельского человека, добывающего дичь, шедшую и на мясо, и на чудесной выделки меховые изделия. Как и в довоенные времена, тайга кормила, одевала как простых людей, так и переживших трагедию Большой Войны в огромной стране. Люди в деревне так и жили довольно таки мирной жизнью, как жили их предки до них, как живут они сами сейчас и как будут, вроде бы, жить их дети в ближайшем будущем.

Но не только в тайге окруженные со всех сторон лесом жили забайкальцы. Тут в Агинских степях кочевали представители коренных бурятских родов, побросав оседлое жилье, опасаясь, что не сегодня так завтра в твой дом придет беда с неба, и уже ничто не спасет тебя. Старые люди, чьи предки веками жили кочевой жизнью, пасли свой скот в степи, снова вернулись к прежним истокам, гоняя ныне по полям отары баран и табуны лошадей. С успехом доказывая: в степи можно рождаться, спокойно жить в окружении душистых трав, укрывшись от бомб и лихих людей, до самой смерти, ничего не боясь. Но и в Большую Степь Агинского края пришла беда, неся на плечах нечисть и грязь, которую трудно описать простому человеку. Невидимая смерть наводила страх в душах коренных жителей Забайкалья. Простой человек, чабан, сейчас спокойно, ни о чем не подозревая, слезая со своего коня, словно с коня самого Угэдэя, тут же принялся мирно ставить юрту, готовить обед на огне и ждать спокойного течения дня. Мудрый был чабан. Не заметил, однако, блеска любопытных глаз.

Поздняков Андрей Игоревич взирал на все великолепие припорошенных снегом, опустошенных, сопок в степи, широко расставив ноги, посасывая страшно дефицитную, еще фабричного производства и замечательного качества сигарету. Сельские мужики хотя и выращивали дикорастущий табак монгольского сорта, который курила львиная доля населения края, Андрей Игоревич покуривал высоко ценимые сигареты не потому, что они были трофейными и найдены в кармане убитого в практически полной пачке. А потому, что он мог себе позволить попыхивать таким золотом, стоя посреди Агинских степей, наблюдая за окрестностями и с интересом взирая, как чабан поставил к тому моменту юрту, зажег огонь, чему свидетельствовал дым, выходивший из отверстия в крыше, и начал готовить бухлер. Последнего Андрей Игоревич не видел, к сожалению своего желудка, кормившегося одними быстро разогреваемыми сухими пайками и тушеным мясом. Продуктов и вообще провизии в целом в палатке оставалось еще на неделю с небольшим. Человек не военный, не познавший на своем опыте суровой романтики армейской жизни, давно бы уже завыл от однообразия пищи и ушел бы в деревню рубить головы курам, лишая единственного хозяйства бедных крестьян. Курильщик имел другие навыки.

Андрей Игоревич, докурив сигарету, все же пошел выполнять то, ради чего он вышел из палатки, а именно кормить ездовых собак объедками завтрака, жирно притравливая корм тушеной говядиной. Дюжина хаски тут же бросилась опустошать ящик из-под снарядов, приспособленный под собачью кормушку, вылизывая до пропитанной солидолом древесины, после, бодро виляя хвостами, принялась ласкаться у ног хозяина и запрыгивать ему на грудь передними лапами, высунув язык из довольной морды.

– Так, все, прекращайте! – скомандовал Андрей Игоревич, немного поиграв с ездовыми собаками как ребенок, потеряв терпение, и принялся распинывать тех, кого он приручил, специально целясь обшарпанным носком берца псам под брюхо. Те жалобно повизгивая, слегка поджав хвосты, грустно и боязно озирались на внезапно изменившегося человека, повадки которого были не всегда понятны зверю. То он веселый, пахнущий резким, но потом приятным расслабляющим запахом, мог практически полдня проваляться в снегу, играя как ненасытное дитя с собаками. То он сухо и без лишнего ребячества вываливал в кормушку кастрюлю отходов, а потом дышал горьким противным воздухом, даже не погладив ни одного. Все же странный был этот человек, хоть и щедро кормивший, думалось вожакам упряжек.