Терри Пратчетт - Правда. Пехотная баллада [сборник litres]

– И это все?

– Господин де Словв, это все, что известно Страже о господине Скрябе. Ты меня понимаешь? Есть люди, о которых мы знаем куда больше. И поверь мне, тебе об этих людях знать совсем не хочется.

– А. – Вильям наморщил лоб. – Но в Фитильном переулке нет обувной лавки.

– А я что-то говорил про обувь?

– В действительности единственная тамошняя лавка, хоть как-то связанная с кожей, это…

– Ее-то я и имел в виду.

– Но там продаются…

– Это вполне можно назвать изделиями из кожи, – перебил Ваймс и взял со стола дубинку.

– Да. А еще там продаются кое-какие изделия из резины, а также изделия из… перьев… плетки… и всякие… всякие этакие штучки. – Вильям покраснел. – Но…

– Лично я никогда там не бывал, – пожал плечами Ваймс, – но, насколько мне известно, у капрала Шноббса имеется полный каталог тамошних товаров. Не думаю, что в городе существует Гильдия Производителей Всяких Этаких Штучек, хотя мысль, конечно, забавная. Как бы там ни было, с точки зрения закона господин Скряб чист. Старое дело, старая семья. Соответствующая атмосфера, в результате которой приобретение того-сего… всяких этаких штучек, иначе говоря… становится столь же естественным, как и покупка полуфунта окорока. А еще, по слухам, господин Скряб, став патрицием, в первую очередь помилует лорда Витинари.

– Что? Без суда?

– Ну разве не мило? – с кошмарной жизнерадостностью воскликнул Ваймс. – Неплохое начало для вступления в должность! Так сказать, чистый лист, свежий старт, зачем ворошить старое белье? Бедняга. Переработал. Бывает. Рано или поздно просто обязан был сломаться. Слишком редко бывал на свежем воздухе. И так далее. Затем лорда Витинари можно будет поместить в какое-нибудь тихое укромное местечко, и все мы скоро позабудем об этом отвратительном инциденте. Всем от этого только лучше будет, правда?

– Но вы же знаете, он не…

– Знаю? Я? – удивленно спросил Ваймс. – Это, господин де Словв, официальная дубинка Стражи, положенная мне по должности. А вот если бы это была дубина с гвоздем на конце, мы жили бы совсем в другом городе. Ну, мне пора. А ты поразмышляй на досуге. Хорошо поразмышляй.

Вильям проводил его взглядом.

Сахарисса уже взяла себя в руки – возможно, потому, что никто и не пытался ее успокоить.

– Ну, что будем делать? – спросила она.

– Не знаю. Выпускать листок. Это наша работа.

– А что, если эти люди вернутся?

– Вряд ли они вернутся. Теперь это место под наблюдением.

Сахарисса принялась собирать с пола бумаги.

– Наверное, мне сейчас лучше занять себя чем-нибудь…

– Вот это называется сила духа.

– Если бы ты дал мне пару-другую абзацев про тот пожар…

– Отто удалось сделать вполне приличный снимок, – вспомнил Вильям. – Верно, Отто?

– Да, выходийт неплохо. Но…

Вампир смотрел на свой разбитый иконограф.

– О. Сочувствую. Правда, – сказал Вильям.

– Йа имейт и другие, – пожал плечами Отто. – По честности говоря, йа думайт, в большом городе все бывайт проще . Более цивилизированно . Мне говорийт, в большой город толпа не гоняйт тебя вилами, как бывайт в Гутталлинне. То есть йа прикладывайт старания. Три месяца, четыре дня и семь часов полного повязывания. Йа всему отказывайт! Вы не представляйт, как тяжело не обращайт внимания на бледных дам в бархатных жилеточках, таких вызывательных кружевных черных платьях и крохотных туфельках на высокий каблук. О, каковое искусание! И йа неустыженно признаваю это… – Он в отчаянии покачал головой и уставился на свою окровавленную рубашку. – И вдруг аппаратуру разбивайт, мой лучший рубашка покрывайт… кровью… красной-красной кровью … густой темной кровью… кровью… кровью… кровью …

– Быстрее! – крикнула Сахарисса, отталкивая Вильяма. – Господин Хорошагора, держи его за руки! – Она махнула рукой гномам. – Я была готова! Двое, хватайте за ноги! Дрема, у меня в столе кусок кровяной колбасы!

– … Солнечный круг, Небо вокруг … – взвыл Отто.

– О боги! У него глаза светятся красным! – воскликнул Вильям. – Что нам делать?

– Можно еще раз отрубить ему голову, – предложил Боддони.

– Очень неуместная шутка, Боддони, – резко оборвала его Сахарисса.

– Шутка? Разве я улыбаюсь?

Отто встал. Гномы, отчаянно ругаясь, свисали с его худых плеч.

– … Милый мой друг, Добрый мой друг, Людям так хочется мира …

– Да он силен как бык! – завопил Хорошагора.

– Держитесь, мы сейчас поможем! – крикнула Сахарисса. Покопавшись в сумочке, она вытащила тонкую брошюру в синей обложке. – Вот, взяла сегодня утром в миссии в Скотобойном переулке. Это их песенник! – Она снова начала всхлипывать. – Такая грустная песенка… Называется «Пусть всегда будет солнце». Она про маленького мальчика, которого… ну…

– Ты хочешь, чтобы мы ее спели? – перебил Хорошагора, которым размахивал отчаянно сопротивляющийся Отто.

– Чтобы оказать ему моральную поддержку! – Сахарисса вытерла глаза носовым платком. – Вы же видите, он пытается бороться! Ради вас сегодня он положил свою жизнь!

– Как положил, так и поднял.

Вильям наклонился. Его внимание привлекло нечто валявшееся среди обломков иконографа. Бес, разумеется, сбежал, но нарисованная им картинка осталась. Быть может, на ней…

На картинке, не совсем удачно, правда, был изображен человек, который называл себя братом Кнопом. Невидимый для человеческого глаза свет превратил его лицо в белое пятно. Но тени за его спиной…

Вильям присмотрелся.

– О боги…

Тени за его спиной были живыми.

Шел снег с дождем. Брат Кноп и сестра Тюльпан пытались бежать по покрытой ледяной коркой земле, сквозь пелену ледяных капель и крупы. Пронзительные свистки позади становились все громче.

– Быстрее! – крикнул Кноп.

– Эти, ять, мешки такие тяжелые!

Теперь свистки доносились и с другой стороны. Господин Кноп не привык к подобному. Стражники не должны вести себя так организованно и увлеченно. Ему и раньше приходилось уходить от погони, когда тот или иной план вдруг срывался. Так вот, стражники, запыхавшись, должны были прекратить преследование уже на втором повороте. Он даже немного рассердился по этому поводу. Местные стражники вели себя неправильно .

Неожиданно господин Кноп почувствовал некое свободное пространство по правую руку от себя, которое занимали только влажные, кружащиеся в воздухе хлопья снега. Далеко внизу что-то тяжело хлюпало и бурчало, как в животе при несварении желудка.

– Это мост! Бросай мешок в реку! – приказал он.

– Но мы же, ять, хотели…

– Неважно! Избавимся от всех разом! Бросай! И нет проблем!

Сестра Тюльпан что-то пробурчал в ответ и, затормозив подошвами, остановился у парапета. Два скулящих и лающих мешка полетели вниз.