Терри Пратчетт - Правда. Пехотная баллада [сборник litres]

– Это, ять, всплеск, что ли? – недоуменно вопросил сестра Тюльпан, всматриваясь в темноту.

– Какая разница? Бежим!

Снова набирая скорость, господин Кноп неуютно поежился. Он не понимал, что с ним сделали в том сарае, но ощущение было такое, словно он прошел по собственной могиле.

А еще он чувствовал, что за ним гонятся не только стражники, и поэтому побежал еще быстрее.

Несколько неохотно, но поразительно стройно и гармонично, потому что никто не умеет петь более гармонично, чем хор гномов, даже если песня совсем не о золоте, а о том, как хочется напиться чистой водицы [14], гномы начали вторить словам. И их пение, казалось, немного успокоило Отто.

Кроме того, прибыл аварийный запас ужасной кровяной колбасы. Для вампира эта колбаса была все равно что картонная сигарета для заядлого курильщика, но, по крайней мере, он мог хоть во что-то вонзить зубы. И когда Вильям наконец смог оторвать свой взгляд от ужасных теней, Сахарисса уже вытирала лоб Отто носовым платком.

– О, йа опять так устыжен, куда теперь девайт моя голова…

Вильям показал ему снимок.

– Отто, что это такое?

У теней были огромные кричащие пасти. У теней были выпученные глаза. Они не двигались, пока ты смотрел на них, но, если ты бросал на картинку второй взгляд, создавалось отчетливое впечатление, что тени каким-то образом переместились.

Отто поежился.

– Йа пользовайт всех угрей, что имейт.

– И?

– Какой ужас… – пробормотала Сахарисса, отворачиваясь от извивающихся в адских муках теней.

– Йа ощущайт себя ни на что не годным, – признался Отто. – Очевидно, они проявляйт очень сильную силу…

– Расскажи нам, Отто!

– Йа, йа, хорошо… Ты ведь знавайт, что иконографии не умейт лгать?

– Конечно.

– Йа? Так вот… Когда сильный темный свет, изображение натюрлих не лжет. Темный свет открывайт истина для темных глаз сознания… – Он замолчал и вздохнул. – И где зловещевательный раскат грома? Снова найн. Какая пустяшная трата. Но вы можете глядейт на тени. Изучайт их.

Все повернулись и поглядели на тени, скопившиеся в углу комнаты и под крышей. Это были самые обычные тени, в которых не было ничего, кроме пыли и пауков.

– Но там только пыль и… – начала было Сахарисса.

Отто вскинул руку.

– Уважаемая мадам, йа ведь только что объясняйт. С философской точки зрения истина ист то, что метафорически здесь помещается…

Вильям снова уставился на картинку.

– Йа пытайт надёжу, что со вспоможением фильтров йа избавляйся от нежелательный эффект, – продолжал Отто, – Но, увы…

– Это куда хуже, чем презабавные овощи, – констатировала Сахарисса.

Хорошагора покачал головой.

– Это нечестивость, – сказал он. – Не смей больше этим заниматься, понял?

– Вот уж не думал, что гномы настолько религиозны, – заметил Вильям.

– Мы совсем не религиозны, – возразил Хорошагора. – Но понимаем, что такое нечестивость, и, уверяю тебя, именно это мы сейчас перед собой видим. Я больше не желаю смотреть на эти… темные картинки.

Вильям поморщился. «На них изображена правда, – подумал он. – Но способны ли мы узнать правду, увидев ее? Эфебские философы, к примеру, считают, что кролик не способен перегнать черепаху, и даже могут это доказать . Значит, это и есть правда? А еще я слышал, как один волшебник рассказывал, что все вокруг состоит из маленьких цифр, которые перемещаются быстро-быстро и оттого становятся осязаемыми. Это правда или нет? Многие события, произошедшие за последние несколько дней, были совсем не тем, чем казались на первый взгляд, и я думаю, что они не правдивы , хотя и не могу объяснить, почему я так считаю…»

– Да, Отто, завязывай с этим, – сказал он.

– Вот именно, – поддержал Хорошагора.

– Давайте наконец вернемся к нормальной жизни. Нам еще листок нужно выпустить. Хорошо?

– Ты считаешь нормальным, когда чокнутые жрецы начинают собирать собак, а вампиры – валять дурака со всякими зловещими тенями? – уточнил Гауди.

– Под «нормальной» я подразумеваю жизнь до этих событий, – ответил Вильям.

– О, понятно . Как в старые добрые времена, – кивнул Гауди.

Впрочем, через пару минут в отпечатне установилась тишина, нарушаемая лишь редкими всхлипами со стороны стоящего напротив Вильяма стола.

Вильям написал статью о пожаре. С этим никаких проблем не возникло. А затем он попытался связно изложить на бумаге события последних дней, но вдруг обнаружил, что дальше самого первого слова ему никак не продвинуться. Слово было «Итак…» Хорошее, надежное слово. Не вызывающее ни малейших сомнений. Зато немало сомнений вызывали события, которые он пытался описать. В этом-то и проблема.

Он хотел… ну и что он хотел? Проинформировать людей? Да. Вызвать у них беспокойство? По крайней мере, у некоторых. Чего он не ожидал, так это того, что его слова окажутся несущественными . Новостной листок выходит, и… ничего. Всем просто плевать.

Такое впечатление, люди готовы что угодно принять за чистую монету. Так есть ли смысл писать очередную статью о деле Витинари? С другой стороны, в этом деле изрядно прибавилось собак, а люди любят читать про всяких там животных.

– А ты на что надеялся? – спросила Сахарисса, словно прочитав его мысли. – На то, что толпы хлынут на улицы? Насколько мне известно, Витинари был не самым приятным человеком. Может, он и в самом деле заслуживает того, что с ним случилось. Во всяком случае, так поговаривают.

– То есть, по-твоему, правда людей совсем не интересует?

– Слушай, для большинства людей правда – это деньги, которые они должны найти до конца недели, чтобы заплатить за жилье. Посмотри на господина Рона и его друзей. Что для них правда? Они вообще под мостом живут!

Она показала ему лист бумаги в линейку, исписанный от края до края мелким почерком со старательно выдержанным наклоном. Так обычно пишет человек, для которого письмо – очень непривычное занятие.

– Это отчет о ежегодном собрании анк-морпоркского Общества Любителей Клеточных Птиц. Они вполне обычные люди, которые ради своего развлечения разводят канареек и других пташек. А председатель общества живет по соседству, поэтому он и передал отчет мне. И все это для него крайне важно! Но, боги тому свидетели, как это скучно! Речь только о лучших экземплярах да об изменении правил участия в выставках для попугаев, споры о которых продолжались аж целых два часа. Споры об изменениях, разумеется, – с попугаями все и так ясно. Но спорили об этом люди, которые большую часть времени проводят за тем, что делают фарш из мяса или пилят древесину, то есть живут обычной, неприметной жизнью, которой управляют другие люди, понимаешь? Они никак не могут повлиять на то, кто будет править городом, но могут сделать так, чтобы какаду не путали с обычными попугаями. И ведь они не виноваты. Просто таков порядок вещей. Почему ты сидишь с открытым ртом?