Терри Пратчетт - Правда. Пехотная баллада [сборник litres]

За последние несколько сотен лет господину Кривсу приходилось побывать в самых разных ситуациях, в том числе и самых опасных, но опаснее господина Кнопа с ним еще никогда никого не случалось. А также более психически неуравновешенного. Господин Кноп покачивался из стороны в сторону, а его взгляд постоянно блуждал по темным углам кабинета.

Господин Тюльпан потряс партнера за плечо.

– Ну что, ять, сворачиваем ему шею и отваливаем? – предложил он.

Кноп часто заморгал.

– Да, конечно, – сказал он, словно приходя в себя. – Хорошо. – Он посмотрел на зомби. – Думаю, сегодня я оставлю тебя в живых, – промолвил он, задувая пламя. – А завтра… кто знает?

Вроде и слова были подобраны правильно, но его угрозе почему-то не хватало убедительности.

А потом Новая Контора удалилась.

Господин Кривс сидел за столом и смотрел на закрытую дверь. Ему было совершенно ясно (а в подобных вопросах на мертвеца можно положиться), что оба его вооруженных секретаря, ветераны многих судебных боев, ни в какой помощи уже не нуждаются. Господин Тюльпан был настоящим профессионалом.

Достав из ящика стола лист писчей бумаги, господин Кривс написал печатными буквами несколько слов, вложил лист в конверт, запечатал его и вызвал еще одного помощника.

– Распорядись, чтобы тут убрали, – велел он секретарю, изумленно уставившемуся на своих павших товарищей. – А потом отнеси это де Словву.

– Которому, сэр?

Господин Кривс поморщился. Ну да, конечно.

– Лорду де Словву, – сказал он. – Не другому же.

Вильям де Словв перевернул страницу блокнота, едва успевая записывать. Братия таращилась на него, как на какое-то уличное представление.

– Поистине великим даром ты обладаешь, сэр, – заметил Арнольд Косой. – На сердце так легко и покойно становится, когда смотришь, как скользит по бумаге твой карандаш. Жаль, я так не умею. Но с этой, с механикой у меня всегда было не очень.

– Может, чашку чая? – предложил Человек-Утка.

– А вы здесь пьете чай?

– Конечно. Почему бы и нет? За кого ты нас принимаешь? – Человек-Утка с располагающей улыбкой поднял закопченный чайник и ржавую кружку.

Вильям решил проявить вежливость. Это было бы весьма уместно. Кроме того, вода ведь… кипяченая?

– Без молока, пожалуйста, – поспешно произнес он, весьма ярко представив себе местные заменители молока.

– А, я всем говорил, что ты настоящий жентльмен, – сказал Человек-Утка, наливая в кружку маслянистую коричневую жидкость. – Молоко в чае – что может быть отвратительнее? – Элегантным жестом он взял в руки тарелку и щипчики. – Ломтик лимона?

– Лимона? У вас есть лимон?

– О, даже господин Рон скорее согласится вымыть подмышки, чем пить чай без лимона, – заявил Человек-Утка, опуская ломтик в кружку Вильяма.

– И четыре кусочка сахара, – сказал Арнольд Косой.

Вильям сделал глоток чая. Он был густым и переваренным, но сладким и горячим. И слегка лимонным. Что ж, могло быть куда хуже, решил Вильям.

– Да, – продолжал Человек-Утка, разливая чай по кружкам, – с лимонами у нас тут хорошо. По два-три ломтика в день вылавливаем. И это минимум!

Вильям уставился на реку.

«Выплюнуть или проглотить? – подумал он. – О эта вечная дилемма».

– Господин де Словв, с тобой все в порядке?

– Гм-м.

– Сахара не многовато?

– Гм-м.

– Чай слишком горячий?

Вильям с облегчением выплюнул чай в сторону реки.

– Ага! – воскликнул он. – Да! Слишком горячий! Именно! Слишком горячий! Чудесный чай, но слишком горячий! Я пока поставлю его в сторонку, чтоб немного остыл, хорошо?

Он схватил блокнот и карандаш.

– Итак… э… Ваффлз, кого именно ты укусил?

Ваффлз залаял.

– Он их всех покусал, – перевел Вгорлекость. – Коль уж начал кусаться, чего останавливаться-то?

– А ты узнаешь тех, кого покусал?

– Он говорит, что узнает. Говорит, что у того здоровяка был привкус… ну, как же это называется?.. – Вгорлекость помолчал. – Как это там… такая большая миска с горячей водой и мылом?..

– Ванна?

Ваффлз зарычал.

– Да… Именно, – подтвердил Вгорлекость. – А от другого пахло дешевым маслом для волос. А от того, что был похож на Бо… на лорда Витинари, пахло вином.

– Вином?

– Да. А еще Ваффлз хочет извиниться за то, что укусил тебя. Слегка увлекся – воспоминания там, все такое. У нас… в смысле у собак очень физическая память. Понимаешь?

Вильям кивнул, потирая лодыжку. Описание вторжения в Продолговатый кабинет состояло сплошь из визга, лая и рычания. Ваффлз носился кругами в погоне за собственным хвостом, пока не наткнулся на ногу Вильяма.

– И Рон все это время носил его под пальто?

– Старикашку Рона никто не смеет даже пальцем тронуть, – провозгласил Вгорлекость.

– В это я вполне верю, – ответил Вильям и кивнул на Ваффлза. – Я хочу сделать его иконографию, – сказал он. – Все, что он сообщил… это поразительно! Но нам понадобится картинка, чтобы я смог доказать, что действительно разговаривал с Ваффлзом. Ну… через переводчика, конечно. Не хочу уподобляться «Инфо», которые отпечатывают всякие глупые бредни насчет говорящих собак.

Члены братии принялись шепотом спорить. Просьба Вильяма была воспринята без особого энтузиазма.

– Видишь ли, у нас тут место для избранных, – наконец пояснил Человек-Утка. – Не всем разрешается появляться здесь.

– Но прямо под мостом проходит дорожка! – воскликнул Вильям. – Сюда любой может забрести!

– Конешшно, – прошипел Генри-Гроб. – Первый раз забрести может любой. – Он закашлялся и ловко сплюнул мокроту в костер. – Но второй раз – никогда.

– Клятье! – закричал Старикашка Рон. – Колюшку в пасть? Да иди ты! А я им говорил! Десница тысячелетия и моллюск!

– Тогда вы можете сходить со мной в контору, – предложил Вильям. – В конце концов, вы ведь таскали его с собой, когда продавали листки, верно?

– Слишком опасно, – возразил Вгорлекость.

– А еще пятьдесят долларов не помогут сделать данный поход чуть менее опасным? – спросил Вильям.

– Еще пятьдесят долларов? – спросил Арнольд Косой. – Это ж целых… пятнадцать долларов?!

– Сто, – устало произнес Вильям. – Все это в интересах общества. Надеюсь, вы меня понимаете?

Братия вытянула шеи и закрутила головами.

– Не вижу, чтобы кто-нибудь нами интересовался, – наконец заявил Генри-Гроб.

Вильям шагнул вперед и совершенно случайно опрокинул кружку с чаем.

– Тогда пошли, – сказал он.

Господин Тюльпан начинал беспокоиться. Это было необычное для него ощущение. Что касается всяческих беспокойств, тут он предпочитал быть причиной, а не объектом. Но господин Кноп вел себя странно, и поскольку именно он осуществлял мыслительный процесс, это не могло не вызывать беспокойства. Господин Тюльпан умел думать лишь долями секунды, ну, или веками, когда дело касалось произведений искусства, тогда как на средних дистанциях он чувствовал себя весьма неуютно. Для этого ему и нужен был господин Кноп.