Терри Пратчетт - Правда. Пехотная баллада [сборник litres]

Затем голова повернулась в другую сторону, и он увидел старушку на костылях, переходящую улицу и даже не подозревающую о несущейся на нее верной погибели. Увидел шаль, седые волосы…

Что-то мелькнуло рядом. Какой-то мужчина перевернулся в воздухе, приземлился на плечо прямо посреди улицы, перекатился, схватил старушку в объятия и прыгнул…

Обезумевшие лошади пронеслись мимо в туче пара и грязных брызг. Упряжка попыталась повернуть на перекрестке. Телега воспротивилась. Клубок из копыт, лошадей, колес, грязи и отчаянных воплей прокатился чуть дальше, выбил несколько витрин, но потом телега, наткнувшись на каменный столб, остановилась.

Однако в соответствии с законами физики и правилами повествования о подобных событиях груз даже не думал останавливаться. Бочки, порвав связывавшие их веревки, посыпались на мостовую и раскатились в стороны. Некоторые развалились, залив пенным напитком водостоки. Остальные, подпрыгивая и сталкиваясь, помчались прочь по улице, что, разумеется, не ускользнуло от внимания законопослушных горожан – еще бы, добрая сотня галлонов пива, вдруг перестав кому-либо принадлежать, решила обрести свободу.

Вильям и Сахарисса переглянулись.

– Так, я пишу статью, а ты зовешь Отто!

Они произнесли эту фразу одновременно и вызывающе уставились друг на друга.

– Ну ладно, ладно, – наконец сдался Вильям. – Найди какого-нибудь пацана и заплати ему, чтобы он сбегал за Отто. Далее. Я говорю с этим Отважным Стражником, который спас старушку от Неминуемой Гибели, а ты освещаешь Большой Тарарам. По рукам?

– Я найду пацана, – согласилась Сахарисса, доставая свой блокнот, – но ты описываешь аварию и Пивную Халяву, а я разговариваю с Седой Бабушкой. Для широкой публики, понятно?

– Понятно! – уступил Вильям. – Кстати, нашим спасителем был капитан Моркоу. Пусть Отто обязательно сделает снимок, а ты не забудь узнать его возраст!

– Конечно!

Вильям направился к толпе, собравшейся вокруг разбитой телеги. Часть зевак бросилась преследовать бочки, и периодические вопли сообщали о том, что мучимые жаждой люди зачастую не осознают, насколько трудно остановить сто галлонов пива, да еще если они пребывают в катящейся дубовой бочке.

Первым делом Вильям старательно переписал с борта телеги название компании. Двое мужчин помогали лошадям подняться, но, судя по всему, к развозке пива они не имели никакого отношения. Скорее всего, они были самыми обычными людьми, которые пытались помочь испуганным лошадкам, отвести их в конюшню и позаботиться о них. И даже если лошади в процессе окажутся случайно перекрашенными… что ж, всякое случается, а-вообще-клянусь-всемибогами-этих-лошадей-я-купил-уже-два-года как.

Вильям подошел к одному из зевак, который, похоже, не совершал никаких преступных деяний. По крайней мере, в данный момент.

– Изви… – успел только произнести он, как вдруг заметил устремленный на блокнот взгляд.

– Я все видел, – сказал горожанин.

– Правда?

– Это было у-жас-но-е зре-ли-ще, – принялся надиктовывать мужчина. – Но страж-ник, пре-небре-гая смер-тель-ной о-пас-но-стью, бро-сил-ся вперед и спас ста-руш-ку. Он за-слу-жи-ва-ет ме-да-ли.

– В самом деле? – откликнулся Вильям, торопливо царапая в блокноте. – А ты?..

– Сэмюель Арбластер (43 г.), каменщик, Поносная, одиннадцать «б».

– Я тоже все видела, – вмешалась стоявшая рядом дама. – Госпожа Флорри Перри, мать-блондинка троих сыновей, из «Сестер Долли». Это был просто кош-мар…

Вильям украдкой посмотрел на свой карандаш, который периодически служил ему волшебной палочкой.

– А где иконографист? – осведомилась госпожа Перри, с надеждой оглядываясь по сторонам.

– Э… Пока не подошел, – сказал Вильям.

– О. – Госпожа Перри явно была разочарована. – Кстати, та женщина и змея… Какая страшная судьба, правда? Готова поспорить, сейчас он делает ее снимки.

– Надеюсь, что нет, – покачал головой Вильям. Денек выдался хлопотный. Одна бочка закатилась в парикмахерскую и там взорвалась. Затем появились люди из пивоварни, и завязалась драка между ними и новыми владельцами бочек, которые яро отстаивали свое право на пиво, поскольку, формально говоря, нашли эти бочки валяющимися на городском берегу после телегокрушения. Самый предприимчивый горожанин отгородил одну бочку лентой и устроил на тротуаре временную пивную. Потом появился Отто. Он сделал иконографию спасателей бочек. Сделал иконографию драки. Сделал иконографию стражников, которые явились арестовать тех, кто еще мог стоять на ногах. Сделал иконографию седой старушки, гордого капитана Моркоу и – в суматохе – своего большого пальца.

В целом материал получился хороший. Сидя в конторе «Правды», Вильям уже написал добрую половину статьи, как вдруг вспомнил.

Он увидел несущуюся телегу. И потянулся за блокнотом . Эта мысль очень обеспокоила его, и он поделился своими размышлениями с Сахариссой.

– Ну и что? – откликнулась она со своей стороны стола. – Кстати, сколько «л» в слове «галантный»?

– Одна, – ответил Вильям. – Я хочу сказать, что ничего не попытался предпринять. Просто подумал, что это хорошая история, надо бы все записать.

– Ага, – кивнула Сахарисса, продолжая что-то строчить. – Но у нас есть оправдание. Мы ходим под прессом .

– Но это…

– Взгляни на происходящее с другой стороны, – посоветовала Сахарисса, открывая в своем блокноте чистую страницу. – Некоторые люди – герои. А некоторые только пишут о героях.

– Да, и все же…

Сахарисса подняла голову и улыбнулась ему.

– Но иногда это один и тот же человек.

На этот раз голову опустил Вильям. Из скромности.

– И ты считаешь, что это действительно так? Что это правда ?

Она пожала плечами.

– Правда ли это? Кто знает? Но мы работаем в новостном листке. А значит, до завтрашнего дня это – правда.

Вильям почувствовал легкий жар. У Сахариссы была очень привлекательная улыбка.

– Ты… уверена?

– Да, конечно. И пусть наша правда живет только один день, меня это вполне устраивает.

А за ее спиной огромная черная отпечатная машина-вампир ждала, когда ее покормят, после чего в ночной темноте она оживет во имя утреннего света. Эта машина разрубала сложности мира на маленькие истории и всегда была голодна.

Кстати, о голоде, вспомнил Вильям. Как раз сейчас ей срочно требовалась статья в две колонки на вторую полосу.

А всего в двух дюймах под его ладонью довольный древоточец вгрызался в древнюю древесину. Перевоплощение любит шутить шутки ничуть не меньше любой другой философской теории. Древоточец точил дерево и думал: «Офигительное, ять, дерево!»

Ибо ничто не обязано быть правдивым вечно. Лишь столько, сколько необходимо, если говорить правду.