Евгений Щепетнов - Жнец

— Я не пил!

— Я тоже не пил!

Оба колдуна вопили, перекрикивая друг друга, и на них орала колдунья. И все это вылилось в такую какофонию, что хоть уши затыкай. Ко всему прочему вопила и толпа зрителей, с интересом наблюдавших за сварой трех их самых влиятельных членов общества.

Так колдуны орали не менее чем минут десять, затем они утомились, и колдун с моим амулетом оттолкнул бабищу и рванулся ко мне:

— А может это ты выпил Идж, бледный червяк?! Мерзкий фаранджи!

Я чувствовал биение Силы в моем накопителе, она была совсем рядом — потянись, схвати рукой эту розовую каплю, и…и все! Все закончится! Но я не могу. Руки намертво связаны, и я не могу коснуться «капли». Или могу?! Он совсем рядом…рядом…РЯДОМ! Потянись, и достанешь…потянись, потянись!

Колдун был от меня совсем рядом — он приблизил свое выкрашенное белым лицо совсем близко, почти вплотную — ухмылялся, скаля белые зубы, и от него пахло тухлятиной и кровью.

Амулет, подхваченный моей невидимой «рукой», приподнимался все выше и выше, цепочка, сдерживающая его, натягивалась, а я смотрел в ухмыляющееся лицо колдуна и не думал ни о чем, кроме как о невероятном, сметающем все преграды желании коснуться амулета. Завопила колдунья, указывая на поднявшийся амулет, колдун обернулся к ней, видимо, чтобы узнать, чего она хочет, но было уже поздно. Амулет коснулся моей кожи. И я всосал в себя столько Силы, сколько мог. А мог я теперь много! Теперь во мне была еще и колдунья, и я чувствовал, что стал еще сильнее! Не знаю насколько именно, но сильнее!

Первое, что сделал — выплюнул заклинание, которое делало веревки ветхими. Не знаю, откуда оно взялось, это заклинание, но теперь я его знал. И оно не отбирало много энергии.

Потом рванул рассыпающиеся в труху веревки, отделился от столба и упал на проклятого колдуна, вцепившись ему в глотку онемевшими, будто деревянными руками!

Что-то мелькнуло, я неимоверным усилием сумел перевернуться так, чтобы оказаться на земле спиной, не выпуская колдуна, и тут же на меня брызнула кровь!

Тебе моя жертва, Морана! — мелькнуло у меня в голове, а потом я всосал Силу колдуна, изогнувшись от наслаждения и едва не потеряв сознание (вот была бы хохма!)

Но расслабляться некогда. Почивать так сказать на лаврах. Надо мной стояла здоровенная бабища с мачете в руке, и если бы я не успел прикрыться телом несчастного ублюдка, тут же мне пришел бы конец!

Или не пришел…потому что сейчас вдруг вспомнилось, что среди амулетов на груди колдуна висели и два моих защитных — от магии, и от физической угрозы. И теперь они касались моей кожи.

Бац! Бац! Бац!

Колдунья рубила мачете, пытаясь отрубить мне ноги, но амулет отводил все удары, и чертова бабища ругала меня самой грязной руганью, какую могла придумать. Но надо сказать, что против наших ругательств ее, африканские словечки не шли совершенно ни в какое сравнение. У нее все ругательства крутились вокруг зебу и способов их случки и опорожнения кишечника — никакого, совершенно никакого простора фантазии!

Изловчившись, я схватил колдунью за руку, вцепившись так, как если бы от этого зависела моя жизнь. Ага, смешно…потому что именно от этого моя жизнь и зависела! И мне обязательно нужно было коснуться этой бабищи!

«Ты не можешь причинить мне вреда! Ты не можешь допустить, чтобы мне причинили вред! Ты сделаешь все, чтобы мне было хорошо!»

Я собрал все свои силы, все силы, которые ранее принадлежали старой колдунье и колдуну, которому «случайно», по моей вине отсекли башку, и вломился в мозг Дамбадзу, впечатывая, выжигая мой приказ навечно, навсегда, до конца ее жизни! Я собрал столько Силы, сколько мог потянуть из накопителя, который все еще касался моей кожи, и ударил колдунью моим приказом! Это был самый верный способ сохранить жизнь, и этого случая я и ждал.

Колдунья охнула — я слышал это, что-то хлопнуло, будто кто-то выстрелил пробкой из бутылки шампанского, и явственно завоняло горелым мясом. Запах был таким, как если бы кто-то жарил шашлык и уронил кусок на раскаленные уголья. Шипение и запах.

Видеть, что случилось я не мог — кровь из перерубленной почти напрочь шеи колдуна залила мне глаза, и я никак не мог их протереть, прижимая к себе теплый, все еще подергивающийся труп. Кровь булькала, фонтанируя так, что казалось — это не сердце ее толкало, а самая настоящая электрическая помпа. Хорошее сердце у колдуна, сильное! Теперь пропадет зазря. А мог бы стать донором!

Я глупо хихикнул по этому поводу (ну какая чушь лезет в голову в самый что ни на есть неподходящий момент!), и начал пытаться содрать с агрессора мои амулеты и самое главное — амулет-накопитель. Это у меня сразу не получилось, потому что голова колдуна уютно устроилась у меня на плече, прикрепленная к телу мертвого аборигена полоской кожи и мышцев, так что цепочки, которые я пытался стащить с этого воришки, цеплялись за неровности, образовавшиеся с помощью острого мачете и никак не хотели вернуться к своему владельцу. Тогда я выматерился, одной рукой схватился за труп, другой за эту самую полоску, удерживающую голову колдуна и рванул что есть сил, окончательно отделяя голову от трупа!

С глухим стуком голова упала где-то рядом со мной, и теперь дело пошло не в пример веселее. Не заморачиваясь с разделением амулетов на мои и чужие, я надел всю вязанку себе на шею и только тогда уже занялся протиранием глаз. И тут же увидел, что второй колдун бежит ко мне справа, держа в руках копье с неприятно-острым на вид блестящим наконечником, и целит оным прямиком мне в лицо. И было видно, что с копьем колдунишка работает ничуть не хуже, чем его подчиненные-воины.

Выпад!

Копье вонзается в землю рядом с моим лицом, засыпая глаза мелкой глинистой пылью.

Выпад! Выпад! Выпад!

Амулет все еще работает, но у меня такое ощущение, что после испытания автоматами Калашникова и всякой такой лататой в ближайшее время ему должен прийти конец. Амулеты не вечны, его тоже нужно подзаряжать! Разрядится — вообще может развалиться, как автомобильный аккумулятор без зарядки. В амулете всегда должен находиться заряд энергии — это ко мне на помощь пришла запись из дневника старого колдуна.

Кряхтя, я с трудом, соскальзывая руками по залитому кровью телу перевалил труп колдуна в сторону (Почему-то мертвецы ужасно тяжелые! Я не знаю — почему так, но это факт! Таскал трупы по роду своей службы, знаю). Поднялся на ноги — с трудом, хотя кровь уже и прилила к ногам — и когда колдун сделал свой очередной выпад, левой рукой поймал копье и с силой дернул его на себя. Колдун, не ожидавший такой подлой агрессии от жалкого фаранджи-червяка провалился в выпаде, едва удержавшись на ногах, подлетел ко мне на расстояние вытянутой руки и получил от меня великолепный крюк правой!