Сергей Еремин - Нахимовский Дозор [litres]

Бутырцев в самом начале разговора накинул сферу невнимания на них двоих, теперь потер амулет, который будет доносить до ушей разговор подслушивающего, буде таковой найдется, сущий вздор, произносимый их голосами. Можно было продолжать:

– Второго ноября в бурю разбились о балаклавские скалы и затонули английские суда. Среди них был пароход «Принц»…

– «Принц»!

Когда он только упомянул бурю, гибель судов, Псарас аж вскинулся и повернулся к Бутырцеву. При упоминании «Принца» он чуть ли не подпрыгнул. «Что подумает при виде этого движения грека дотошный наблюдатель, который слышит, как мы несем всякую чушь о погоде? Не усомнится ли он в чистоте наших намерений?» – подумалось магу.

– Да, «Принц». Сейчас пошли слухи, будто вез он что-то необычное, не то сокровища, не то страшное английское оружие, не то все разом, – продолжил Лев Петрович.

– Да-да. Вез! Я знал, я почувствовал! Большое, мощное, невиданное! – Перевертыш был возбужден и суетлив. – Что же это? Что?

– Я, признаться по чести, и сам не ведаю, – обескуражил Зозимоса Псараса русский. – Я полагал, что мы совместно это сможем установить.

– Как? Как мы это сделаем? – Видно было, что толстяку хотелось прыгать на месте от желания услышать ответ.

Лев Петрович даже изумился при виде такого перехода настроения собеседника от равнодушия к экзальтации.

– Я хочу взять лодку, ночью приплыть на место гибели парохода и с вашей помощью исследовать там глубины. В истинном мире и в Сумраке. Мне сказали, что вы можете свободно двигаться под водой. – Видя такую явную заинтересованность в деле и даже нетерпение, он выложил карты на стол.

– Да-да-да… Я бы и сам уже это сделал, но англичанин и еще какие-то Иные постоянно следят за Сумраком, за магической изнанкой мира. Всех предупредили, что нельзя ничего делать, нельзя перекидываться, нельзя лезть в войну, нельзя помогать. Меня один раз чуть не поймали, когда я просто хотел рыбки наловить. – Неразговорчивый до этого толстяк вдруг зачастил, заглядывая в глаза мага и продолжая присвистывать и как-то прищелкивать при каждом слове. Будто он до этого долго молчал, а теперь ему понадобилось срочно выговориться.

– Я прикрою, мы будем вести себя максимально аккуратно, будем стараться не пользоваться магией.

– Как же магию не пользовать? Мне же надо будет перекинуться, – округлив глаза, спросил Зозимос.

– У меня есть на такой случай средства, – не стал пояснять Бутырцев и спросил, уже догадываясь об удивительном ответе перевертыша: – Позвольте поинтересоваться, в кого же вы превращаетесь, Нектон?

– Вот те на! Ты не знаешь? В обыкновенного дельфина, в белобочку. Имя, что в давние-предавние времена еще те, старые греки мне дали, так и переводится – вольно плавающий. – Светлый явно гордился собой, своим редким умением, именем, полученным из рук тех самых греков, из легенд и преданий. Он как бы намекал на то, что знавал и Одиссея, и листригонов, охранявших когда-то вход в Балаклавскую бухту. «Ну да, знавал… непростой ты Иной», – усмехнулся в глубине Бутырцева Темный скептик.

– Дельфин. Давно я здесь живу, на этих берегах. Врать не буду, Одиссея не видел, листригонов не встречал, но времена, когда не было ни Кафы, ни Херсонеса, помню. – Задумался на пяток секунд и весело продолжил: – Соврал! Забыл все, помню только, что не было этих городов, – честно и грустно сказал Нектон.

«Да сколько же ему лет? Не менее двух с половиной тысяч! Это я себя-то стариком считаю? Вот уж кто древний…» – Бутырцев не успел додумать эту мысль, как Нектон продолжил:

– Может, уже и были города эти. Ничего не помню, – и лукаво посмотрел на Бутырцева.

Лев не выдержал и рассмеялся. Перевертыш присоединился к нему, заливаясь мелким смешком.

Бутырцев с Псарасом не стали откладывать дело в долгий ящик. Сговорились так: грек добывает лодку и ждет признаков, указывающих на то что предстоящая ночь на море будет тихой и спокойной. Уж кто-кто, а он в этом разбирается, не одного катрана съел, заверил мага перевертыш. По получении весточки от Псараса Бутырцев скрытно появляется в Балаклаве, и они выходят на рейд.

Старый контрабандист убедил дозорного, что караульные посты они легко обойдут безо всякой магии, которую надо приберечь на самый крайний случай. На месте, куда скорее всего море уволокло обломки «Принца», дельфин Нектон пойдет под воду. Дельфины, как и коты, способны погружаться на разные слои Сумрака, но в отличие от блохастых, только в водной среде. Тут уж без старого перевертыша не обойтись.

Так и поступили.

Ночь подводного дела действительно выдалась на редкость чудесной. В Крыму в конце декабря частенько случаются теплые солнечные дни, когда в полдень можно и позагорать. Но декабрь есть декабрь, и после дневной жары наступает холодная, а то и морозная ночь. Тихая, ясная, когда звезды прокалывают черный бархат небосвода иголочками лучей и подмигивают тому, кто решился запрокинуть голову и посмотреть вверх в бездну.

Но искателям сокровищ нужна была совсем другая ночь – с затяжным дождиком, когда с неба тихо сыплется мелкая водяная труха и в десяти шагах уже не отличить фигуру человека от молодого кипариса, а в перенасыщенном водой воздухе вязнут любые звуки.

Эта ночь была именно такой. В бухте не было ни малейшей волны, казалось, озеро раскинулось посреди невидимых, но угадываемых непонятно каким чувством скал. Спали все и вся, забыв о войне, о Севастополе, о боли. И только переклички сонных караульных на вышках и у складов да нескончаемые стоны раненых из госпитальных палаток нарушали этот безмятежный сон.

«Жалко будет, если мы вдруг всех побеспокоим, – подумалось Льву Петровичу. – Поэтому будем все делать тихо-тихо».

Они с Псарасом аккуратно пробрались вдоль кромки воды к месту, где пришвартовал свою лодчонку грек. Старый обшарпанный четырехместный ял с побитыми бортами, казалось, с трудом держался на воде. От него несло рыбой.

– Полезай в лодку, ложись на днище и накройся ветошью, – скомандовал Псарас и бросил ему какую-то тряпку. – Не высовывайся, пока я не свистну. Будет сие не скоро, когда уже на место приплывем. Понял?

– А как же… – хотел что-то спросить Бутырцев, но грек его перебил:

– Вот тогда свою магию применяй, я морем буду уходить. Сейчас прикрой мое перекидывание.

Видавший виды Нектон не волновался, а Бутырцев вдруг почувствовал легкое волнение, даже минутное замешательство.

Лев Петрович неловко перелез в ялик, который тут же заходил под ним, зашатался. На днище ялика была вода, то ли дождик налил, то ли морская. Немного, на самом донышке, но эта мелкая лужица противно воняла рыбой. Пришлось ложиться в эту жижу и накрываться не менее вонючей ветхой холстиной. Бутырцев был в непромокаемом плаще с башлыком. Он запахнул полы одежды и лег спиной на днище. Вода просачивалась под плащ, холодила тело, но он не решился применить заклинание отталкивания жидкостей, ни к чему было тревожить магический фон лишний раз.