Анатолий Герасименко - Огонь сильнее мрака [СИ]

— Не знаю, — ответила Джил.

Джон стиснул зубы.

— Слушай, я… — начал он, но тут зашевелился на своей койке Найвел.

— О-о, — простонал он. — Что случилось…

Над ним нависла Джил.

— Я тебя стукнула по башке, — отчетливо выговорила она.

— О-о, — провыл Мэллори-младший, в ужасе глядя на Джил.

Джон присел на край его койки.

— Покой тебе, господин Найвел, — сказал он. — Я — сыщик Островной Гильдии. Звать меня Джон Репейник. Это вот — гильдейский вентор Джилена Корден. Вентор — помощник мой, стало быть, по силовым вопросам. Нас послал на розыски твой дядюшка. Очень был взволнован исчезновением любимого племянника. И еще кое-чем взволнован, — Джон глянул на столик, где лежала шкатулка. — Что ж, рад встрече… наконец.

Найвел скосил на него глаза, как раненная лань.

— К… Куда мы? Куда летим? — прохрипел он.

Джон закинул ногу на ногу.

— Пока — в Кинки, — сказал он. — Я бы попросил нас высадить пораньше, но дирижабли такого класса могут приземляться только на причалах. Сядем в чистом поле — ветер налетит, побьемся. Сам должен знать, всё-таки образованный человек. Так что… Так что у нас часа три-четыре свободного времени. Посидим втроём, поболтаем. А уж в Кинки погрузимся на паром — и обратно. К дядюшке под крылышко.

Найвел слушал, наморщив лоб и часто сглатывая. Глаза его были полны слез, но Джон решил, что это — из-за пережитого русалочьего паралича.

— Мн-не нельзя к-к дядюшке, — выдавил Найвел. — Вы не понимаете…

— Чего там не понять, — кивнул Джон. — За то, что ты устроил на Тоунстед, тебя полагается судить. Может, и будут. Но это уж как дядя решит. В уставе Гильдии есть пункт о неразглашении обстоятельств дела. Поэтому я на тебя в полицию заявлять не обязан.

Он помолчал и добавил:

— Хотя, надо признать, было бы неплохо.

Найвел испустил долгий, прерывистый вздох.

— М-мне очень жаль, — прошептал он. — Мне так жаль…

— Охотно верю, — сказал Джон с отвращением. — А где Ширлейл? Где госпожа Койл?

Найвел обвел глазами каюту.

— Ширлейл… — сказал он, — Ширли…

Он зажмурился, из-под век к вискам потянулись блестящие ниточки слез. Задрожав всем телом, Найвел со стоном выдохнул и стал хрипло дышать открытым ртом, кривя дрожащую нижнюю губу.

— Извините, — забормотал он, — извините меня…

— Что стряслось-то? — подала голос Джил.

Найвел помотал головой и, опираясь на трясущиеся руки, сел. «Разжалобить, что ли, хочет?» — сердито подумал Джон. Весело же будет, если всё оставшееся полетное время придется терпеть сопливые басни. Интересно, Джил не слишком разозлится, если оставить её на часок одну с пленником, а самому пойти выпить чего-нибудь в салоне?.. Но тут Найвел с нажимом вытер глаза, шумно потянул носом и хрипло сказал:

— Я сейчас все расскажу. С са-самого начала.

— С начала — так с начала, — согласилась Джил, выразительно посмотрев на Джона. — Мы слушаем.

— Слушаем, слушаем, — проворчал Джон, садясь обратно на свою койку. — Весь внимание…

Найвел еще раз вздохнул и принялся за рассказ. Чем дольше он говорил, тем спокойнее делалось его лицо, потому что всё, что могло случиться, уже случилось, и ничего изменить было нельзя. Он говорил, а Джон, летя над землей, глядя в окно на крошечные города и деревья, слушал его, словно Найвел был обычным попутчиком, отводящим душу в дорожной беседе. Слушать пришлось долго.

С детства он жил в собственном уютном мирке, куда заказан был путь остальному человечеству. Были отец и мать, которые покупали журналы и книги, была аптека на первом этаже дома, было много времени, целая вечность — после уроков каждый день оставалось по десять часов на то, чтобы выращивать кристаллы, нагревать смеси и дистиллировать растворы. В девять лет он уже знал, что медь горит в парах серы и умел серебрить фигурные пластины. В десять — придумал новый способ для получения аммиачной нити, в одиннадцать — увлекся хроматографией. В двенадцать интерес к химии стал угасать: Найвел вдруг обнаружил, что всё это время рядом с ним обитало по-настоящему волшебное царство чисел. Математика была той же химией, только идеальной. Чтобы ей заниматься, не требовалось покупать реагенты и мыть пробирки, достаточно было карандаша и листа бумаги. В течение следующих пяти лет Найвел жил математикой: оставил далеко позади школьную программу, решал матрицы, считал ряды, зачитывался учебниками так же, как его сверстники — детективными романами. Но чем глубже он погружался в числа, тем яснее видел, что никакой магии в них нет. Доказательство самой хитрой теоремы основывалось на логике и обычных, давно знакомых выкладках. Решение уравнений было сродни фокусу, цирковому трюку, когда, затаив дыхание, следишь за метаморфозами, а потом кто-то говорит: это все ловкость рук, в волшебном ящике устроено двойное дно, а над сценой висит система зеркал… Найвел жаждал подлинной магии.

Магию в Энландрии свободно могли практиковать только ученые на государственной службе, поэтому, окончив школу, Найвел поступил в Дуббингский университет. Даже здесь его ждало разочарование: простых студентов к магическим приборам не допускали, волшебством занимались профессора и аспиранты. Оставалось корпеть над учебниками и ждать, когда ректорат обратит на него внимание. Найвел поступил в семнадцать, легко сдав вступительные экзамены. Примерно в эту пору начала болеть мать — подхватила чахотку — а вскоре захворал и отец. В доме стал часто бывать дядя Питтен: помогал деньгами, приводил врачей, подолгу сидел с больными, не страшась заразиться. Много раз он, безнадежно качая головой, рассказывал об утраченных довоенных технологиях, которые когда-то могли поставить на ноги чахоточного и продлить ему жизнь. Найвел знал, что это было правдой, но могучие аппараты в монастырях ржавели и распадались в труху, лишенные энергии, а монахи-целители давно отправились вслед за богиней… Мать скончалась, когда Найвел заканчивал пятый курс; ненадолго её пережил и отец. Стоя после похорон над их могилой — светило веселое солнце, летний день был безобразно, неуместно погожим — Найвел сказал дяде, что готов. Пусть молод, пусть недоучился. Готов.

Питтен Мэллори давно обещал взять его на работу и не смог отказать теперь, в такой момент. Поступив на службу в Научтех, Найвел принялся вкалывать за троих. Утром и днём он трудился над опытами, которые поручал Хитчмен, вечера проводил в архиве. На выходных уезжал за город, осматривал развалины башен. Он нашел подлинную цель. Пользоваться мелкими артефактами, работающими от фонового атмосферного излучения? Довольствоваться жалкими остатками былого могущества? Вздор! Люди обязаны наладить сеть зарядных башен по всей стране и возродить магическую энергетику. Вместе с двумя такими же энтузиастами он собрал генератор, слабенький, ненадежный, но действующий. Найвел верил: генератор можно было доработать, нарастить мощность — и запускать в производство, тиражировать сотнями, неся во все уголки Энландрии «свет божественный». Однако на одних генераторах далеко не уедешь: нужно передавать энергию на расстояние, обеспечивать потребителя легкой и доступной магией. Без зарядных башен генераторы бесполезны. Найвел во время своих вылазок открыл пару очень любопытных эффектов и был уже близок к тому, чтобы испытать генератор в связке с башней. В этот момент ему и повстречалась Ширли.