Анатолий Герасименко - Огонь сильнее мрака [СИ]

— Что такое? — обернулся Найвел-два. — Ты их знаешь?

Ширли, качая головой, пятилась обратно в темную прихожую. Взгляд её был устремлен на Найвела-первого. Найвел-два снова поглядел на своего двойника, и лицо его вдруг стало очень серьезным.

— Кто ты такой? — спросил он тихо. Найвел-один развернулся и быстро зашагал к экипажу. Джон поспешил следом. «Началось, — думал он мрачно. — Поехало. Как бы не сбежал теперь». Мэллори-младший запрыгнул в воздушный дилижанс. Джон торопливо полез за ним, но Найвел, по-видимому, не собирался взлетать. Когда Репейник, кряхтя от боли в боку, забрался внутрь дилижанса, то увидел, что юноша сидит, закрыв лицо руками, и чуть раскачивается из стороны в сторону. Джон сел рядом и положил шкатулку на столик. Просунув ладонь под куртку, в двадцатый за день раз потрогал бок. В месте удара боль была острой, колючей, и к тому же как-то нехорошо отдавало в спине, там, где ребра крепились к хребту. В принципе-то, подумал Джон, шкатулка всё сделала правильно. Вышло так, как мечтал Найвел. Он мечтал, что будет счастливо жить с Ширли? Пожалуйста — вот Найвел, вот Ширли, и они вместе. Похоже, счастливы. Мечта сбылась, формально говоря. И остальное — небеса, которых можно коснуться рукой, сладкие облака, волшебные киты, даже город этот придурочный, боком поставленный — всё устроено, как хотелось Найвелу.

В кабину влезла Джил. Настороженно присмотрелась, вопросительно кивнула Джону: как, мол? Тот махнул рукой: никак. Джил села напротив, подложив под себя ладони. Задумчиво покачалась на упругой подушке.

— А может, ты того… неправильно что-то сделал? — спросила она. Найвел не ответил.

— Или мы что-то напортили, — продолжала Джил. — Вон запускается сложно как…

Юноша со вздохом отнял руки от лица и выпрямился.

— Это прототип, — сказал он. — Не серийная модель. Оттого и запуск такой сложный. Монахи сделали только один экземпляр. Больше не стали. Потому что вышла — шкатулка глупца.

— В смысле? — не понял Джон.

— В монастырских хрониках была очень странная запись, — сказал Найвел спокойно. — Если правильно помню… Да, вот так: «Вошедши, узришь то, что любезно тебе; но буде ты глуп, то узришь одно скудоумие своё, ибо глупцы самовлюбленны суть».

Джон не нашелся, что ответить.

— А вот ещё, — все так же спокойно продолжал Найвел. — «Глупец счастия своего не зрит, доколе лоб о него не расшибает». Я, знаете, неплохо запомнил, потому что много раз перечитывал. Всё искал указания на побочные эффекты. Что ж, можно считать, теперь нашел. Похоже, все, кто пользовались этим прибором, испытали побочный эффект на себе. Видимо, были недостаточно умны, чтобы увидеть счастье в реальном мире. И полезли за ним в Сомниум. А в Сомниуме встретили копии самих себя. Полностью счастливые копии. Так уж, видно, устроен прибор, что, создавая идеальную копию мира, создает вдобавок идеальную копию мечтателя.

— Так что ж, они все дураки были? — серьезно произнесла Джил. Найвел качнул головой:

— Монахи думали, что умный человек шкатулкой пользоваться не будет. Не знаю… Может, постарается изменить что-то в настоящей жизни. А в Сомниуме будет искать счастья только глупец. С соответствующими результатами. Так они решили. Отсюда и название такое.

Он улыбнулся, потом вдруг черты его сложились в плачущую гримасу, и он с размаху грохнул обоими кулаками о стол. Раздался хруст фигурных деревянных ножек, столешница рухнула сидящим на колени. Джил попыталась её подхватить со своей стороны, но только сделала хуже: доска косо подпрыгнула, лежавшая на ней шкатулка взлетела в воздух и, описав кульбит, грянулась об пол экипажа. От удара распахнулась крышка. Что-то зазвенело, покатилось со стеклянным бряканьем. Кристалл-накопитель, сверкая гранями, стукнулся о носок Джонова ботинка и замер. Он все еще светился фиолетовым светом, хоть и тускнел на глазах, а в шкатулке, в опустевшем его гнезде, тлело голубое пламя. «Работает, — подумал Джон. — Кристалл выпал, а прибор работает». Он еще успел заметить испуганное лицо Джил, её выставленную руку — не то в запоздалой попытке удержать падение, не то в защите от возможной беды — а затем Найвел вскочил, перемахнул через остатки разбитого столика и подхватил с пола шкатулку.

Джон прыгнул. «Разобью, — сверкнуло в голове, — вдребезги! Всё, хватит, возвращаемся!» Но, к огромному своему удивлению, он промахнулся и больно врезался плечом в стену. Джил, рыкнув, кинулась — и встретила пустоту: Найвел выскочил за дверь. Джон поднялся, тряхнул головой, полез наружу. Что-то мешало, воздух стал липким, карамельно-тягучим, и никак не удавалось преодолеть жалкие два шага до двери. Рядом выла от ярости Джил, рвалась, как опутанная сетью, но двигалась к выходу не быстрей Джона. Подняв залитое потом лицо, она прохрипела:

— Что? Почему?!

— Сомниум! — оскалившись, выдохнул Джон. — Защищается!

Похоже, это было правдой: вселенная мечты боролась за жизнь, и, как Джон мог догадаться, вина за происходящее лежала на нём. Пока он всего лишь грозился отключить пятьсот шестнадцатый, Сомниум не предпринимал никаких действий. Когда же Найвел осмелел и смог завладеть шкатулкой, Джон погнался за ним, чтобы на самом деле уничтожить этот странный, нелепый мир. Теперь, беспомощный, Репейник барахтался, как утопающая в ведре муха, надежно схваченный самим здешним мирозданием.

В открытую дверь экипажа было видно, как Найвел колотит по двери двадцать третьего дома. Спустя минуту дверь открылась. Двойник на пороге сказал Найвелу несколько слов. Тот ответил, сопроводив слова резким жестом, словно что-то отбрасывал. Двойник насупился, покачал головой. Найвел заговорил, указывая то на себя, то на шкатулку, то на экипаж. Его собеседник, недоверчиво заламывая бровь, слушал. В какой-то момент он поднял руку и произнес нечто, ухмыльнувшись довольно глумливо. Найвел топнул ногой. Двойник помахал ладонями: иди, мол, аудиенция окончена. Найвел ступил на крыльцо, хотел войти, но тот, другой загородил дверной проем. Они принялись толкаться. Джон не видел, что в точности произошло — чей удар был первым, кто не выдержал и завязал драку. Видел только, как невидимая сила отбросила Найвела на мостовую. Шкатулка полетела в сторону.

Двойник, вразвалку ступая, подошел к упавшему. От шагов дрожала земля, и что-то непонятное происходило с фигурой Найвела-второго — руки и ноги были как бревна, голова казалась маленькой на бычьей шее. Громадный, он остановился над распростертым Найвелом-первым, сгреб того за грудки и поднял над головой, как ребенка. Но и настоящий Найвел менялся — обрастал чешуей, отращивал хвост. Яростно протрубив, он выпростал длинные лапы с когтями и наотмашь хлестнул Найвела-второго по лицу. Великан заревел, обрушил ящера на мостовую. Тот извернулся в полете, приземлился по-кошачьи на четыре лапы, разинул пасть. Стукнул лапой по булыжникам. От когтей веером разошлись глубокие трещины, земля ухнула в черный провал под ногами великана. Найвел-два спасся прыжком, упал, засучил ногами, отползая от трещин. Махнул ручищей. Мостовая взорвалась каменным фейерверком, из-под брусчатки вылетели зеленые цепкие лианы. Опутали ящера, притянули к земле, спеленали когтистые лапы. Тот дергался, клацал зубами, но лианы держали крепко. Великан поднялся, помотал головой и, гулко топая, побежал к врагу.