Анатолий Герасименко - Огонь сильнее мрака [СИ]

Он бросил взгляд в окно, понял, что едет не туда, и, высунувшись, стал орать кучеру, чтоб проснулся.

Ворота украшал герб — на красном щите четыре зеленых книги, между ними пламенный вихрь, и поверх всего слова: "Огонь сильнее мрака". Книги, помнил Джон, обозначали первую четверку факультетов, то есть Магические Науки, Философию, Искусства и Юриспруденцию. Вихрь, конечно, посвящался Прекрасной Хальдер, которая двести с чем-то лет назад милостиво повелела основать цитадель знаний рядом со своей резиденцией. Ну, а божественный девиз должен был напоминать любому и каждому о том, что огню просвещения суждено разогнать тьму невежества, и вообще — что спорить с богиней себе дороже. При жизни Хальдер проводила в Ганнварском дворце всю зиму и большую часть весны. Студенты до сих пор шептались о том, что из её покоев в подвалы университета вел тайный ход, и время от времени Прекрасная навещала ученых, чтобы заправлять кровавыми оргиями, а наутро после таких оргий с черного хода вывозили зашитые в мешковину тела. Джон со скепсисом относился к этим историям, поскольку все более-менее серьёзные историки сходились в одном: богиню люди интересовали исключительно в качестве энергетического ресурса.

Как бы то ни было, Владычица Островов действительно принимала участие в судьбе университета. Под её началом ученые строили двигатели, работавшие на магических реагентах, проводили опыты по трансляции чар на большие расстояния, изобретали сотни волшебных устройств, маленьких, полезных в быту. И телепорты, и «глазки», и «эхоловы», и многое-многое другое — все это родилось здесь, в красно-кирпичных стенах университета. Когда Хальдер погибла, все волшебные машины, работавшие на чарах, заснули вечным сном: некому стало снабжать магической силой разбросанные по Островам зарядные башни. Остались только артефакты, питавшиеся природным фоном — небольшие приборы вроде телепортов или боевых жезлов… Репейник осторожно похлопал по карману, вспомнив, что так и не выложил из куртки шарики телепортов, и с усилием толкнул чёрную решетку университетских ворот.

Как всегда летом, кампус был почти безлюдным. Лишь прохаживались вдали у заросшего ряской пруда двое старшекурсников в мантиях, да возился в кустах, подравнивая живую изгородь, садовник. Невысокие — красные, как и всё здесь — домики для студентов перемежались газонами, газоны пересекали оконтуренные битым кирпичом дорожки. Прямо у входа стоял указатель: ощетинившийся табличками столб неизбежного красного цвета. Репейник провел несколько мучительных минут, разбирая вылинявшие надписи: по-видимому, все, кому надо, и так знали, где что находится, а чужакам это было ни к чему. Наконец, он нашел табличку с надписью «Главный корпус», засёк направление и отправился на поиски. Очень мешало, что идти нужно было на северо-восток, по диагонали через весь кампус, а дорожки ползли исключительно под прямыми углами, не срезая, и хотелось, наплевав на всё, топать прямо по стриженой траве. Но Джон не решался осквернить изумрудный газон. Приходилось менять курс, лавировать, давать крюка, и вскоре Джон полностью потерял ориентиры, заплутав между одинаковыми домиками, выкрашенными в раздражающе одинаковый красный колер. Завидев черневшую между кустами мантию, Репейник со всех ног кинулся к её владельцу.

— Эй, дружище! — закричал он. — Стой! Да стой, тебе говорят!

Тот шел, не оборачиваясь, словно не слыхал. Нагнав человека, Джон, забыв осторожность, схватил его за плечо

хам желторотый все как Рамоны сынок один раз сплоховал всю жизнь теперь плати камень на шее как же всё надоело никаких поблажек еще и руки распустил ну подожди будут тебе семинары вылетишь вмиг

но тут же, спохватившись, отдернул руку. За височной косточкой ожила знакомая боль. Человек обернулся. Джон увидел под квадратной шапкой лысый высокий череп, яростные глаза, и ниже — перекошенный, как от кислятины, рот.

— Что вам угодно! — без вопросительной интонации заорал новый знакомый Репейника.

— Простите, — сказал Джон, пятясь и поднимая ладони. — Я вот… дорогу хотел спросить. К главному корпусу. Думал — студент…

— Я, юноша, профессор Гаульсон! Декан факультета Естественных наук! А вот вас что-то не припомню, и, возможно, оно к лучшему. Если вы до такой степени обленились, что забыли, где находится главный корпус университета…

— Стоп-стоп, — произнес Репейник, совершая примирительные движения руками. — Я, видите ли, не студент. И даже никогда не был. Меня зовут Джонован Ре…

Профессор Гаульсон задрал брови.

— Посторонний? Тогда зачем вы здесь?

Джон потер ноющий висок. Неплохо для начала. Боги мёртвые, надо же так всё запороть.

— Я сыщик, — признался он. — Расследую, гм, своеобразное дело, в котором потребовалась консультация, ну… компетентного человека. На самом деле, — продолжал он, воодушевляясь, — именно вас мне порекомендовали, и очень хорошо, что…

— Кто? — резко спросил Гаульсон.

— Простите? — растерялся Джон.

— Кто меня рекомендовал?

— В-ваш коллега, — сказал Джон.

— Кто именно?

Времени на раздумья не было.

— Хенви Олмонд, доктор медицины, — выпалил Репейник.

Гаульсон подбоченился.

— Юноша, — насмешливо сказал он, — в университете Ганнвара нет медицинского факультета. Придумайте что-нибудь поумней.

Джон стиснул зубы.

— Ладно, — сказал он. — На самом деле, никто вас не рекомендовал. Просто у меня есть один набросок, и надо, чтобы на него взглянул историк. Или хотя бы искусствовед.

Он вынул блокнот и показал профессору нарисованного спрута. Сейчас, на свету, рисунок казался значительно хуже, чем вчера.

— Я лично химик, — буркнул Гаульсон, однако блокнот взял. Приподняв очки, он с минуту щурился на каракули Джона.

— А-а, — наконец, сказал он разочарованно, — узнаю, да. Это Па.

— Как?

— Па! — оглушительно рявкнул профессор и сунул блокнот Репейнику. — Вы что, глухой? Цивилизация Па, мифическое племя с якобы погибшего континента. Дурацкая легенда, её обожают журналисты, неужели не слыхали?

Джон покачал головой.

— Газет, что ли, не читаете? — буркнул Гаульсон. — Впрочем, сыщик, что с вас взять… Ступайте вон к тому зданию, — он показал, — там, где башня с часами. Это Исторический факультет. Поднимитесь на второй этаж, спросите Иматегу. Доктор Мозил Иматега, запомнили?

Джон кивнул.

— Наш местный сумасшедший, — пояснил Гаульсон, — бредит этими Па, носится с ними уже лет пятнадцать. Как раз через… — он прищурился на башенные часы, — да, через десять минут у него кончается лекция для магистров. Застанете — будет вам счастье. Ну, мне пора. Покой.

Он резко развернулся и зашагал прочь. Мантия летела у него за плечами. Джон, забыв приличия, рысью припустил по газону, держа курс на часы, которые незаметно для глаз, но неумолимо отсчитывали десять (уже девять с половиной) минут до конца лекции Мозила Иматеги. Путь оказался неблизкий, Джон запыхался, вспотел, дважды ему пришлось с треском продираться сквозь живую изгородь, и во второй раз он вспугнул прятавшуюся в кустах парочку (мужчина выругался и прикрылся мантией, а женщина пьяно захихикала). Когда Репейник, наконец, добежал до здания с башенными часами и взлетел по каменным ступеням, то едва не получил удар в лоб высокой окованной дверью: наружу, галдя и размахивая какими-то свернутыми в трубки бумагами, повалили юные магистры. Растолкав молодежь, Джон проскочил внутрь, в каменную прохладу древнего строения. Теряя дыхание, взбежал на второй этаж и на лестнице столкнулся с низеньким толстым человечком.